Галактики, как песчинки

Оглавление

Когда все флайеры, кроме нашего, взлетели и скрылись за верхушками деревьев, Олег обратился ко мне и Эстер:

— С вами хочет встретиться один человек. Скоро он будет здесь.

Я сразу сообразила, что это за человек, и почувствовала, как у меня слегка закружилась голова. Слишком, слишком уж гладко всё шло. И слишком стремительно разворачивались события — а это настораживало…

Эстер же, как ни в чём не бывало, поинтересовалась:

— Он ваш лидер?

— Гм, я не уверен, что его можно так назвать. Он один из нас, из руководства, но занимает… э-э, особое положение. Из-за этого особого положения ему приходится быть осторожным, мы редко видимся лицом к лицу, обычно наши встречи происходят в виртуальности, под надёжным прикрытием. Однако с вами он решил познакомиться лично — полагаю, из чистого любопытства. По-моему, это не слишком удачная идея. — Олег замялся. — Только не подумайте, что я считаю вас недостойными доверия. Просто он находится под постоянным присмотром, и ему не стоит лишний раз рисковать.

— Тогда, может, не надо? — неуверенно отозвалась я. — Раз так, то лучше уж обойдёмся виртуальной встречей.

— Не беспокойтесь, — отозвалась Аня. — Вейдер обо всём позаботится. Везде будет зарегистрировано, что Паша просто летал на флайере, нигде не делая посадок. Он любит такие прогулки. А Вейдер своё дело знает.

Ага! Значит, Паша. Вот как они его называют. Очень мило. Что касается Вейдера, то я знала, кто скрывается под этим псевдонимом, но всё же сочла нужным спросить:

— Вейдер? Странное имя. По-моему, не русское.

— Это прозвище, — объяснил Олег. — Он сам себе придумал; не знаю, откуда взял. А зовут его Сергей Иванов — банально, вроде вашего Джона Смита.

Я улыбнулась и покачала головой:

— Тут ты ошибаешься. Джонов Смитов среди арранцев мало. А вот Патрик О’Лири — другое дело. У нас таких по десятку на дюжину. Впрочем, это не важно. Аня сказала, что ваш Вейдер обо всём позаботится. Он кибер или просто классный хакер?

— Он классный кибер. Один из лучших, если не самый лучший. Только благодаря ему нам удаётся избегать внимания царской охранки и альвов.

— Должно быть, он настоящий гений, — согласилась я. — Просто удивительно, что вас, с вашим-то уровнем конспирации, до сих пор не повязали. Взять, например, меня. Ты ведь знаком со мной всего лишь неделю, только вчера мы более или менее откровенно поговорили, а уже сегодня ты знакомишь меня со своими товарищами. Но что если я работаю на вашу Тайную Службу или, того хуже, на чужаков? А может, я вовсе не человек, может, я замаскированный пятидесятник? Вам не приходило это в голову?

Олег ужасно смутился и начал было что-то растерянно бормотать, но Аня решительно перебила его:

— Вы с Эстер не пятидесятники, это точно. И не связаны ни с охранкой, ни с полицией — мы проверили. То есть, конечно, проверил Вейдер. А касаемо того, что вас могли завербовать альвы ещё на ваших родных планетах… ну, тут нам приходится рисковать и полагаться на собственную интуицию. Вы не похожи на предателей.

«И всё равно, — подумала я. — Что-то здесь не так…»

19

Таинственный визитёр, которого Аня с Олегом запросто называли Пашей, прибыл примерно через четверть часа. В полном согласии с моими ожиданиями, им оказался невысокий светловолосый парень, чьё лицо, симпатичное, но не слишком выразительное, неизменно присутствовало во всех сюжетах новостей, посвящённых жизни царского двора. Он был на полгода старше Олега, и через два с половиной месяца ему должно было исполниться восемнадцать. Как и на большинстве человеческих планет, на Новороссии эта дата означает совершеннолетие — рубеж, перешагивая который, подросток становится молодым человеком, получает все гражданские права взрослого члена общества и одновременно теряет целый ряд привилегий, положенных детям.

Впрочем, великий князь Павел Александрович, единственный сын государя и наследник престола, являл собой исключение из этого правила — совершеннолетним он стал в свой пятнадцатый день рождения. Сей правовой казус возник четыре века назад, когда царь Михаил III перед сложной медицинской операцией с весьма неопределённым исходом издал указ, которым понизил порог совершеннолетия для цесаревичей на три года. Сделано это было ради того, чтобы в случае его смерти власть в стране перешла непосредственно к его пятнадцатилетнему сыну, минуя надлежащее в таких случаях регентство. К слову сказать, операция прошла успешно и Михаил III царствовал ещё два десятка лет, однако свой указ оставил в силе. Не отменили его и последующие правители Новороссии.

При встрече с наследным принцем мы с Эстер постарались как можно убедительнее разыграть сцену узнавания — от слегка недоуменного выражения на лице «где-то я его уже видела» до широко распахнутых от изумления глаз «ведь это же… да, точно!» Не знаю, насколько удачно получилось у меня, зато Эстер была неподражаема.

А цесаревич, пожав нам обеим руки, с места в карьер заявил:

— Меня зовут Павел. И обязательно на «ты». Только так и никак иначе. Договорились?

— Да, Павел, — ответила я, а Эстер лишь молча кивнула.

— Вот и хорошо, — сказал он. — Сразу чувствуется, что вы с других планет. Наши соотечественники, даже убеждённые республиканцы, поначалу робеют, когда я прошу их обращаться ко мне по имени. А вы спокойно смотрите на меня и, небось, думаете: «Надо же, демократа из себя корчит!»

— Если честно, то я действительно так подумала, — с милой непосредственностью призналась Эстер.