Блондинка в бетоне

Оглавление

– Мистер Белк! – сказал судья. – Мы ждем.

Белк встал:

– Ваша честь, защита закончила представление доказательств.

Судья долго смотрел на Белка, затем повернулся к присяжным и сказал, что они свободны, потому что вторая половина дня нужна будет адвокатам сторон для подготовки заключительных выступлений, а ему самому нужно время для подготовки инструкций для присяжных.

Когда присяжные вышли, Чандлер вновь подошла к трибуне и попросила вынести вердикт с напутствием от судьи в пользу истца, на что получила отказ. Белк сделал то же самое, попросив вынести вердикт в пользу ответчика. В ответ судья язвительным тоном предложил ему сесть.

Босх встретил Сильвию в коридоре, после того, как публика несколько минут выходила из переполненного зала суда. Вокруг обоих адвокатов стояло множество репортеров, так что Босх взял ее за руку и провел дальше по коридору.

– Я же говорил тебе, чтобы ты не приходила сюда, Сильвия.

– Я знаю, но я почувствовала, что должна прийти. Я хотела, чтобы ты знал, что я во всем тебя поддерживаю. Гарри, я знаю о тебе то, чего никогда не узнают присяжные. Кем бы она ни пыталась тебя изобразить, я все равно тебя знаю. Не забывай об этом.

На ней было черное платье с серебристо-белой вышивкой – любимое платье Босха, – и вообще она выглядела очень красивой.

– Я… как долго ты была здесь?

– Большую часть времени. Я рада, что пришла. Я знаю, что это было серьезное испытание, но я вижу, что все хорошее, что ты делаешь, перевешивает все то неприятное, что тебе иногда приходится делать.

Он молча посмотрел на нее.

– Будь оптимистом, Гарри.

– Эти слова насчет моей матери…

– Да, я их слышала. Мне было больно от того, что я впервые услышала об этом только здесь. Гарри, что у нас за отношения, если между нами существуют подобные тайны? Сколько раз я должна говорить тебе, что это опасно?

– Послушай, – сказал он. – Я не могу этим заняться прямо сейчас. Заниматься этим и заниматься тобой, нами – для нынешнего момента это уже чересчур. Здесь этому не место. Давай поговорим об этом попозже. Ты права, Сильвия, но я… я просто не могу… говорить. Я…

Протянув руку, она поправила ему галстук и разгладила его на груди.

– Ничего страшного, – сказала она. – Что ты теперь будешь делать?

– Заниматься этим делом. Официально или нет, но я должен им заниматься. Я должен найти второго человека, второго убийцу.

Несколько секунд она молча смотрела на него, и он знал, что, вероятно, она надеялась на другой ответ.

– Прости. От этого я не могу отступиться. События продолжают развиваться.

– Тогда я отправляюсь в школу, чтобы не терять целый день. Ты вернешься вечером домой?

– Постараюсь.

– Ладно, тогда и увидимся, Гарри. Будь оптимистом.

Он улыбнулся; она прижалась к нему и поцеловала в щеку, а потом направилась к лифту.

Босх провожал ее взглядом до тех пор, пока к нему не подошел Бреммер.

– Может, поговорим о процессе? Там было несколько интересных показаний.

– Все, что хотел, я уже сказал.

– И больше ничего?

– Ничего.

– А как быть с ее словами? О том, что второй убийца на самом деле является первым и что Черч никого не убивал?

– А чего ты от нее ждал? Это все полная ерунда. Вспомни – я-то говорил под присягой. А она нет. Это все чепуха, Бреммер. Не покупайся на это.

– Послушай, Гарри, я же должен об этом написать. Ты понимаешь? Это моя работа. Ты можешь это понять? Не обидишься?

– Никаких обид, Бреммер. У каждого своя работа. А теперь я должен заняться своей, хорошо?

И он двинулся к эскалатору. Снаружи, возле статуи, он закурил сигарету и дал еще одну Томми Фарауэю, который в этот момент как раз анализировал содержимое урны для мусора.

– Что там происходит, лейтенант? – спросил его бездомный.

– Там сейчас вершится правосудие.

Глава восемнадцатая

Подъехав к центральному отделению, Босх нашел поблизости свободный участок для парковки. Не выходя из машины, он некоторое время наблюдал, как двое заключенных моют эмалевое панно, протянувшееся во всю переднюю стену этого похожего на бункер здания. Там была нарисована идиллическая картинка: черные, белые и коричневые дети дружно играют и радостно улыбаются доброжелательным полицейским. Художник попытался изобразить место, где у детей остается надежда. Внизу чья-то гневная рука вывела черную надпись: «Все это отвратительная ложь!»

Поразмыслив над тем, сделал ли это коп или кто-нибудь из жителей соседних домов, Босх выкурил две сигареты и попытался привести в порядок свои мысли обо всем, что произошло в зале суда. То, что одна из его тайн оказалась раскрыта, его почему-то не волновало. Однако Босх не слишком надеялся на благополучный исход процесса. Им уже овладело чувство покорности судьбе: присяжные наверняка решат дело не в его пользу, когда искаженный подбор улик убедит их в том, что полицейский действовал если и не как чудовище, каким представляла его Чандлер, то по крайней мере неправильно и безрассудно. Присяжные никогда не узнают, что значит принять подобное решение в те мимолетные секунды, которые есть в твоем распоряжении.

Это была обычная история, известная каждому копу. Граждане хотят, чтобы полиция их защищала, отводя преступность подальше от их глаз, от их домов. Но любой средний гражданин первым широко раскроет глаза и начнет в негодовании тыкать пальцем, когда вблизи увидит, в чем именно состоит работа, которую он поручил копам. Босх не был фанатиком и не одобрял действий полиции в случаях, подобным делам Андре Гальтона или Родни Кинга. Тем не менее он понимал эти действия и знал, что и его собственные поступки в конечном счете имеют те же самые корни.