Во всём виноваты «Битлз»

Оглавление

Местность вокруг напоминает украинскую деревеньку, только дом уродливым зубом торчит на пригорке.

Переставляя «подставки», как Роботек, двигаюсь вниз в направлении далекого моря.

Пейзаж совершенно деревенский: слева одноэтажный покосившийся продовольственный магазин «Мираж» с примерзшей к нему пригорбачёвской очередью, справа глинобитные гоголевские мазанки, украшенные антеннами спутникового телевидения.

Способ, которым я передвигаюсь, напоминает краба или движение иголки у швейной машинки «оверлок».

Со стороны я, наверное, кажусь девушкой, оставившей свою невинность пяти-шести мужикам сразу, или наездником-новичком, проскакавшим миль четыреста по горам.

Наконец останавливаюсь в тенёчке около раскидистой палки с бельевой верёвкой, хватаюсь левой рукой за верёвку, отдыхаю.

Надо же, думаю, как может один и тот же человек быть похожим на всё сразу, потому что сейчас я похож на небольшую опору линии высоковольтной передачи.

Внизу под моими ажурными пролётами лежит человеческое существо мужского пола лет четырех-пяти. И по недвусмысленной позе, сильному запаху и хамскому выражению на недетском лице безошибочно определяю, что он — «в хлам», хотя издали похож на мёртвого.

Судя по загадочному названию продмага — «Мираж», где-то рядом должен находиться и детсадовский вытрезвитель «Детский лепет», куда, наверное, его можно выгодно сдать.

— Ты что это, хлопчик, с ероплана упал? Идешь, как лётчик Маресьев с переломанными ногами?

Поворачиваю голову: рядом стоит полная румяная тетка с добрым лицом, смотрит участливо.

— Да вроде того, мамаша, я же советский человек.

Тётка на старом мужнином галстуке держит небольшую козу — или купила только что, или, наоборот, убивать ведет. Коза как коза, только я этих животных уже давно ненавижу.

А то меня как-то в Киеве пригласили сфотографироваться верхом на настоящем горном козле. Я-то, конечно, всегда с радостью, но козёл-то уж шибко бойкий. Я пока на него усаживался, двое его за рога держали, а то он всё норовил рогом мне под ребро сунуть. Наконец сел, держу крепко обеими руками. Рога острые, здоровые, как руль у мотоцикла «Харлей-Дэвидсон-750». Ну, сделали они пару снимков и пошли курить. «Догоняй», — говорят. А я, если одну руку отпущу, второй уже не справляюсь: козёл прямо в сердце ткнуть хочет, а уж о том, чтобы два рога бросить, и речи нет. Потом уже узнал, что это у них шутка такая, а так два дня просидел, начал уж от скуки кругами гонять, то рысью, то галопом, объездил как следует и прямо на нем в Москву прискакал.

Всё бы ничего, только разгорячился козёл, и пахнуть от него стало как… как… ну натурально козлом.

Меня подруга моя в Москве встретила, поцеловала, потом принюхалась, глаза заблестели:

— Пойдем, — шепчет, — скорее сексом заниматься. Ты настоящий зверь.

В общем, тётка с козой говорит:

— Ты, товарищ лётчик, насчёт ребенка не сумлевайся. Он соседский, а они вчерась на свадьбе вишневку самодельную хлестали, вот он пьяной вишни и нажрался. Я сейчас ему опохмелиться принесу, а ты времени не теряй, иди получай свою звезду героя.

В это время бутуз приоткрыл правый глаз и пробормотал хриплым человеческим голосом:

— А ну-ка пасса, а ну-ка исса.

Как ни странно, я сразу понял, что это он так говорит: «Поди сюда» или «Иди сюда», — но обращается к тётке, наверное, по поводу опохмелки.

Поплюхал я дальше и думаю: чем же она его опохмелять будет? Чем обычно детей опохмеляют? «ПеддиГрипал» — это вроде для собак, «Вискас» — для кошек. А есть ли вообще универсальный рецепт опохмелки, кроме как не пить совсем? Видимо, у каждого свой. Где-то я читал, что рецепт знаменитого американского саксофониста Чарли Паркера начинался словами «возьмите две пинты виски»… Ну да ладно, тётке видней. Не впервой, видимо, да и лицо у нее хорошее.

Около филармонии стоят трое жаб, меня поджидают, видно, вопросы ещё кое-какие остались. Только зачем вопросы с дубинами в руках задавать.

Я остановился, опешил.

Правда, они как меня увидели — тут же упрыгали кто-куда. Мне уже в Москве таэквондист знакомый всё разобъяснил. Он раньше на соседа злой был, так поехал в Корею на десять лет таэквондо изучать, потом приехал и расколотил соседу всю морду лица.

— Покажи, как ты стоял, — говорит.

— Как-как, — показываю, — я и сейчас точно так стою.

Он вокруг меня обошёл, бормочет:

— Так, значит, ноги чуть шире плеч, сильно напряжены, глаза пустые, левая рука полусогнута, в правой полуметровый стальной штырь. Так-так. Ну что ж, типичное «Чехиро-сиу-хо» — концепция нападения.

Я говорю:

— Ну, это совсем другое дело.

Я про штырь-то совсем забыл сказать, а надо бы, потому что и пишу я сейчас все это левой рукой. В правой-то штырь от той стены так и остался. Я потом его свободный конец отхромировал — просто загляденье.

Одним словом, приплёлся я в гостиницу к трем, позвонил Макаревичу. Он трубку снимает: «Алё».

«Слава богу, — думаю, — со сцены уже ушёл». И рухнул спать.

Вокально-инструментальный жанр (1978)

Вот девушка сидит в седьмом ряду.
И в душной полутьме наполненного зала
Ее лицо передо мной мерцало —
Никак свои глаза не отведу.

Да, кожа свежая, на носике веснушки,
Ну, в общем, видно, что мила.
А туфли новые и кофту у подружки
Она, наверное, взяла.

Я знаю наперед уже, что будет: