Во всём виноваты «Битлз»

Оглавление

При здоровом желании создать группу не последнее место занимал выбор названия. Для этого существовало несколько технологий, к которым прибегали в том случае, если кто-то из участников будущего коллектива ещё с раннего детства не вынашивал какое-нибудь забористое, политое потом и кровью названьице типа «Лошади Пржевальского».

Чаще всего брали энциклопедический словарь и выписывали оттуда штук сто малопонятных, но броских слов типа «Конгломерат» или «Престидижитация», спорили потом до хрипоты и через неделю-другую успокаивались на каком-нибудь «Альянсе» или «Форуме».

Названия делились на две категории: что-то значащие и ничего не значащие.

Что-то значащие обычно содержали некий намёк на:

а) самоценность, лихость, величие — «Атланты», «Соколы», «Удачное приобретение»;

б) временные категории — «Високосное лето», «Времена года», «Сентябрь» (причём сентябрь мог ещё и иметь цвет, например чёрный);

в) родоплеменную привязанность, посконность — «Скоморохи», «Славяне», «Русь»;

г) некоторую ущербность и мизераблеобразноегь — «Дрова», «Осколки Сикорского», «Затворники», «В пальто»;

д) колебания воздуха — «Второе дыхание», «Ветры перемен», «Бриз»;

е) скрытые фрейдистские подкомплексы — «Автоматические самоудовлетворители», «Нерукотворный оргазм»;

ж) родственно-юридические дела — «Братья», «Наследники», «Казус» и так далее и тому подобное.

Ничего не значащие — как правило, эксплуатировали неожиданные, но дивные сочетания вроде «Хрустальный кактус», «Рубиновая атака», «Деревянный пирог».

Была ещё в Москве загадочная группа «Бобры» — к какой категории отнести их, сказать трудно.

Едва появившись, группы одним своим существованием породили постоянный и нескончаемый конфликт с советской властью. Причем сами музыканты по поводу сложившейся ситуации пребывали в полном неведении. Но это до поры до времени.

В горкомах и обкомах схватились за головы. Откуда взялась эта напасть?! Ещё недавно всё было так хорошо: джазисты разогнаны по углам, стиляги высмеяны и уничтожены как класс. И тут — на тебе: и волосы, и джинсы, и музыка эта — «Сегодня он играет блюз, а завтра покинет Советский Союз!».

А группы?! Под какое определение их подвести? Художественная самодеятельность? Так она должна быть при предприятиях. А тут собираются кто откуда и несут в массы чёрт-те что без разрешения. Главное, что без разрешения! И молодёжь вокруг них кучкуется, отвлекается от созидания и строительства светлого будущего. Надо бы постараться прихлопнуть.

Были и другие предложения — возглавить. Не вышло ни то, ни другое.

Тем не менее к середине семидесятых годов был уже выработан механизм, дающий возможность если не совсем разогнать конкретную группу, то создать ей в жизни значительные трудности.

Музыкант, как и любой человек искусства, не может существовать без аудитории. Он создан Богом для того, чтобы передавать своё мироощущение другим. Многомесячные репетиции, лишения, борьба с некачественной аппаратурой и баушками — все эти трудности преодолевались ради одной цели: публичного выступления. И власти ударили по самому больному месту — по возможности играть для зрителей.

Концерты как таковые для групп тогда были большой редкостью. В основном все играли на вечерах. Такие мероприятия устраивались в институтах и на предприятиях под многочисленные в те годы советские праздники. Студкомы и профкомы выделяли средства и приглашали какую-нибудь группу, которая после торжественной части играла в фойе на танцах.

Так вот, по всем крупным организациям Москвы распространили некий список ансамблей, приглашать которые на вечера не рекомендовалось. Где этот список родился — в недрах Министерства культуры или в трёх троллейбусных остановках — на площади Дзержинского — не важно, только самые продвинутые группы были лишены возможности выступать. Были попытки устраивать сейшены за пределами Москвы, где-нибудь в Тарасовке или Алабино. Фаны два часа добирались на перекладных в пургу и зной и… целовали закрытую дверь со свежей бумажкой «ремонт»: в последний момент менты прознавали и прихлопывали вечеринку, как полиция маёвку в 1906 году.

Но худа без добра не бывает: «лишенцы» моментально приобретали статус групп подпольных, а лучшую рекламу, чем запрещённость, и за деньги не купишь.

Следующим шагом государства стало обвинение участников групп в частном предпринимательстве и нетрудовых доходах. Речь шла ни больше ни меньше как об уголовной статье.

Музыкантов начали таскать в ментуру и с пристрастием допрашивать о наворованных у народа деньгах.

На самом деле говорить о каких-то реальных заработках для групп в то время было просто смешно. Средняя цена полуторачасовой работы колебалась между пятьюдесятью и восьмьюдесятью рублями. Из которых тридцать уходило на доставку аппаратуры. Обычно приходилось заранее выходить на улицу и ловить крытый грузовик, а лучше автобусик рижского автозавода с азербайджанским названием «рафик». Водитель, как правило, не мог ждать, и после выгрузки уезжал. Часа через два процедуру ловли транспорта для обратной дороги приходилось повторять. В этой связи голубой мечтой всех функционирующих музыкантов было приобретение «рафика» для группы в постоянное пользование. Микроавтобусы в частные руки, конечно, не продавались, но мечтать об этом не могло запретить даже Министерство культуры.

Так что особое богатство музыкантам тогда не грозило — в лучшем случае удавалось оправдать расходы и выкроить по пятёрке на ночное такси домой. Зато эмоционального заряда от контакта со зрителями хватало надолго. Ради этого и работали, но объяснить такую позицию следователю, которому руководством уже поставлена конкретная задача, бывало нелегко, а порой и просто невозможно.