Звездная сеть

Оглавление

Она встала и повернулась в сторону выхода.

— А расплатиться? — спросил я.

— Расплачиваться не надо, — ответила Эзерлей. — Пища бесплатная. Тут вообще почти все бесплатно.

2

Машина Эзерлей, о которой говорил планетарный компьютер, оказалась всего лишь велосипедом. Это был вполне узнаваемый велосипед, почти как земные аналоги, только вместо цепи у него был ремень, а коробка передач управлялась кнопками на руле, как в «Формуле—1». Эзерлей взгромоздилась на сиденье, я пристроился сзади, и мы поехали.

Пока мы сидели в тени, нам было прохладно, но стоило выйти из-под навеса, как солнце стало припекать. Нельзя сказать, что я сильно страдал от жары, но легкий дискомфорт ощущался.

Окружающий пейзаж напоминал курортную зону где-нибудь в Крыму или Анталье. Много деревьев с зеленой листвой, совсем как на Земле, бесчисленные лужайки, одни заросли высокой зеленой травой, другие были недавно подстрижены. То и дело взгляд утыкался в разбросанные там и сям маленькие серые домики, кое-где попадались и более крупные сооружения, то ли большие многоквартирные дома, то ли индустриальные здания, то ли развлекательные центры. Я спросил Эзерлей, и она ответила, что все здания на Блубейке строятся по типовым проектам и отличить жилой дом от завода по внешнему виду практически невозможно.

— А как же памятники архитектуры? — удивился я. — Ну, старые здания, которые построены очень давно, они очень красивые и все ими любуются.

— Может, где-то такие и есть, — сказала Эзерлей, — но я их не видела. Но я вообще мало что видела, все хочу попутешествовать, да никак не соберусь.

— А где ты работаешь? — спросил я.

— Нигде. На Блубейке почти никто не работает. Чтобы найти работу, надо учиться, а я даже не знаю, есть ли — смысл. Если из сотни коренных жителей Блубейка найти работу могут только четыре…

— А кто кормит остальных девяносто шесть? — перебил я Эзерлей.

— Пищевые заводы работают сами по себе… да и другие предприятия тоже. Есть мастера — наладчики, но их очень мало, меньше, чем заводов. Есть ученые, они придумывают новые вещи, которые потом будут делать на заводах, но ученых тоже мало. Чтобы стать одним из них, надо быть очень умным и много заниматься.

— Интересно, — протянул я. — Никогда не думал, что увижу коммунизм в действии.

— Что увидишь?

— Коммунизм. У нас на Земле есть теория, что можно построить идеальное общество, где каждый делает все, что хочет, и всем всего хватает.

— Здесь нельзя делать все что хочешь, — поправила меня Эзерлей. — Нельзя мусорить, нельзя употреблять наркотики, нельзя творить насилие.

— Какое насилие? Ты вроде говорила, секса тут нет.

— Я не это насилие имею в виду. Здесь вообще нельзя творить насилие. Нельзя обижать других, нельзя ругаться, нельзя приставать с разговорами, если собеседник не хочет разговаривать…

— А если я пристаю с разговорами, что со мной сделают? В тюрьму посадят?

— Куда посадят?

— Ну… Как здесь наказывают за нарушение законов?

— Никак не наказывают. Законы нельзя нарушить.

— А если я все — таки нарушу? Вот возьму сейчас и срублю вот это вот дерево.

— У тебя топора нет.

— Тогда начну ветки обрывать.

— Ну, попробуй.

— Тормози давай.

Эзерлей остановила велосипед, я подошел к ближайшему дереву и, чувствуя себя полнейшим идиотом, попытался отломать ветку. Ветка оказалась очень гибкой и никак не хотела отламываться. Эзерлей стояла в стороне и глупо хихикала, глядя на мою возню. Вскоре мне надоело.

— Ну что? — спросил я. — Я нарушил какой — нибудь закон?

— Не знаю, — ответила Эзерлей. — Судя по тому, что полицейские не приехали, нет.

— Раз здесь есть полицейские, — сказал я, — то и тюрьма должна быть. Или какое-нибудь другое наказание. Когда полицейские приедут, что они будут делать? Начнут меня уговаривать?

— Да, начнут уговаривать. Они тебе объяснят, что так поступать нехорошо, и заставят все исправить. Ну, там, извиниться перед кем надо или дерево посадить…

— А если я откажусь?

— Будут уговаривать.

— А если я пошлю их куда подальше?

— Отвезут тебя в больницу. У нопстеров считается, что если кто-то не понимает, что хорошо, а что плохо, то он больной и его надо лечить.

— А если я откажусь от лечения?

— Оно бывает принудительным.

— А если я уйду обратно в тот мир, откуда пришел?

— Силой здесь никого не держат.

— Понятно.

— Ничего тебе не понятно! — воскликнула Эзерлей. — Ты, наверное, думаешь, что здесь каждого второго лечат. Ничего подобного! Законы никто не нарушает, разве что по недомыслию. Ты скоро и сам все поймешь, тут не надо нарушать законы, потому что законы правильные.

— А если я захочу пива попить?

— Пиво — это наркотик?

— Формально — да, но очень легкий. Его пьют не из-за что оно опьяняет, а из-за того, что оно вкусное. Чтобы им напиться, надо литра три выпить.

— Ну… не знаю, — растерялась Эзерлей. — Если так. Полицейские сделают исключение. Они же нормальные нопстеры, они все понимают. Если состава преступления нет, они извинятся и уйдут. Может, попросят пивом угостить, — Эзерлей хихикнула.

— Прямо идеальное общество какое-то.

— Очень близкое к идеальному, — согласилась Эзерлей. — Если бы нопстеры не были такими странными…

— А что в них странного?

— Во-первых, они любовью совсем не занимаются. Они не получают от любви приятных ощущений, для них это как когти подстричь — дело нужное, но удовольствия никакого. У них и семей нет, то есть у них бывает, что в одной квартире живет много народу, но это не семьи, а дружеские компании.