Царь-Космос

Оглавление

Наконец, дверь поддалась. Леонид команды ждать не стал, сам через порог шагнул. Прикрыл глаза, к яркому свету привыкая, под ноги поглядел, потом вперед. Нары слева, нары справа. Слева – пустые, справа – чья-то седая голова.

– Здравствуйте!

Хотел сразу же представиться, чтобы невежливым не прослыть, но вдруг понял: не так что-то. Не с камерой, не с седоголовым – с ним самим. Когда порог переступал, вроде как тяжесть почувствовал – справа, где карман куртки. Прежде не было, а теперь есть.

Леонид осторожно потрогал влажную ткань. Не поверил, скользнул ладонью в карман.

Револьвер…

2

– А скажи мне, Лёнька, какая у нас, у чекистов, главная задача? – спрашивал его Жора Лафар.

Тоже мне, вопрос! Леонид чуть не обиделся, маленький он, что ли?

– Заговоры разоблачать, товарищ оперуполномоченный.

– А какая у наших врагов-заговорщиков главная задача?

Яркие губы улыбались, в темных глазах – чертопляс. Не прост вопрос и не зря задан.

– Ну-у, – Леонид даже лоб наморщил, пытаясь угадать, не осрамиться. – Нанести нам наибольший вред при наименьших собственных потерях!

Кажется, не угадал. Жора покачал кудрявой головой, по плечу похлопал.

– Хорошо формулируешь. Только не попал. Мимо! То, что ты сказал, не задача, а цель. А задача иная. Первое и главное – невидимыми остаться, показать, что никакого заговора нет. Не по подвалам прятаться, а быть на самом видном месте, но так, чтобы никто ничего не заметил. Иначе погоришь, будь ты самим Огюстом Бланки.

Леонид в ответ только моргнул. Как это – на самом видном и чтобы не заметили?

– А так! – засмеялся Лафар. – Корниловское дело помнишь? Тогда о будущем перевороте все газеты писали. А Корнилов и рад. Поддакивал, речи страшные говорил. Что в результате? Товарищ Троцкий, когда нужно было штаб восстания создать, совсем иначе действовал. Выступил в Петросовете с инициативой – защитить город от немца. Никто, ясное дело, не возразил. Возник ВРК – Военно-революционный комитет. Он-то «временных» и скинул. И никаких заговоров. А теперь скажи, кем шпиону лучше устроиться, чтобы против нашей власти подкоп вести. На какую должность?

– Ясное дело, Председателем Совнаркома, – рубанул Леонид и прикусил язык.

На такую высоту забираться не пришлось, но в начале лета 1918-го, когда Жору уже отозвали в Столицу, Леонида подключили к операции «Американский портной». Вражеским агентом оказался комиссар по делам печати. Вот тогда молодого оперуполномоченного и спросили, где он держит служебный револьвер. Узнав, что в кобуре, старшие товарищи не одобрили. Револьвер, как выяснилось, опытные люди носят в рукаве, на специальной резинке. Руку опустишь, он прямо в ладонь соскользнет, очень удобно. И при обыске могут не найти.

Леонид попробовал – не понравилось. На операцию взял с собою кобуру, только под пиджак спрятал. А на фронте, под новый, 1920-й год, раздобыл себе маузер «номер два» 1908 года да так с ним и не расставался. Из него и питерских оперов отваживал, когда на хвост садились.

Тот, что в кармане, не маузер, но тоже не на одну смерть потянет. Это чьими же молитвами?

* * *

– Здравствуйте! – повторил Леонид. Доброго дня желать не стал – на киче он добрым не бывает. Неопытных, – тех, что по первой ходке, сразу поправляют, чтобы впредь не ошибались.

– Пантёлкин Леонид Семенов, бывший старший уполномоченный ВЧК. Высшая мера социальной защиты.

Кличку и статью поминать не стал. Седой не из деловых, сразу видать. Пусто на пороге. Деловой или даже сявка непременно полотенце бы постелил.

Седая голова качнулась, человек неспешно встал, расправил худые плечи, отложил недокуренную папиросу.

– Артоболевский Александр Александрович. То же самое. Здравствуйте, Леонид Семенович. Устраивайтесь, места много.

Слева нары в два ряда и справа они же. Седой свой мешок на правые нижние кинул. Вещей у Леонида не было, и он бросил на левые нижние кепку. Куртку пока снимать не решился.

…То, что в кармане – пятизарядный «бульдог». Только рукоять странная, сильно изогнутая, и щечки гладкие, вроде как костяные.

– Александр Александрович! Угостите папиросой за ради знакомства.

Пока седой пачку «Иры» доставал и зажигалкой щелкал, Леонид уже и присмотреться успел. Все верно, не деловой и не сявка. Недорасстрелянный интеллигент в калошах? Похож, но не совсем. Интеллигенты – они бледные, нервные, в очках-велосипедах и с козлиной бородкой. А этот просто небрит, дней пять уже, если по щетине судить. Лицо загорелое, как будто из Африки приехал. Взгляд умный, внимательный.

– Благодарствую! Уважили.

Сколько лет, сразу не понять. По седине – за пятьдесят будет, по лицу – много меньше. Худой, но силы хватает, с таким лучше не связываться. А если все вместе сложить?

– Вы, Александр Александрович, на путешественника похожи. Вроде того, которому в Питере памятник поставили возле Адмиралтейства. Может, видели? Там еще верблюд из бронзы.

– Пржевальский, – улыбнулся седой. – Там не только верблюд, но и портфель. А бюст не слишком удался, в жизни Николай Михайлович по общему мнению был куда приятнее… Вас, наверное, предупредили? Вы же чекист.

Душистый табак внезапно ожег горло. «Вы же чекист». Кажется, его приняли за «наседку».

– Чекист я бывший, причем со смертным приговором. Куда попаду, даже не представлял, хотите верьте, хотите нет. Про путешествия вспомнил из-за того, что загар ваш непривычный. И вид, между прочим, не кабинетный, такие, как вы, в четырех стенах не сидят.

– Арестовали меня как раз в собственном кабинете, – по загорелому лицу мелькнула усмешка. – В остальном, все правильно. Работал в Туркестане, на Тянь-Шане и на Памире. Я не в претензии, Леонид Семенович. Будь бы даже чекист при исполнении, все равно был бы рад. Одному уж больно тоскливо. Между прочим, здешние власти грозились запустить мне в камеру страшного разбойника по кличке «Фартовый». Это у них педагогика такая.