Танки решают все!

Оглавление

111

— Не теряйтесь из виду, славяне, — прикрикнул Заремба. — Отстать от эшелона — верный путь загреметь в штрафбат по статье за дезертирство.

«Начштаба, похоже, нормальный мужик, хоть и кавалерист», — подумал Алексей. Поговорить по душам они пока не успели, но Часов сразу заметил на гимнастерке невысокого жилистого Зарембы редкий значок «За отличную рубку». Что ж, немало народу влилось в танковые войска из конницы: в прошлом десятилетии считалось, что кавалерия и мотомехчасти — почти одно и то же. Подвижные силы развития прорыва…

Кто-то широкоплечий в шинели, проходя мимо, прохрипел смутно знакомым голосом:

— Мужики, минометчиков не видели?

— Извини, браток, не обратили внимания, — виновато признался Заремба.

Издали донесся богатырский крик, дескать, нашли разгильдяев. Хриплый командир крикнул в ответ:

— Веди к поезду, и чтоб никто ни на шаг от вагонов… — плечистый закашлялся, потом продолжил уже не так зычно: — Скоро отправят нас.

Козырнув танкистам, он побежал дальше, но Часов весело сказал вслед:

— Старший лейтенант Осянин, своих не узнаете…

Минометный командир споткнулся на бегу, резко повернулся. Леха шагнул ему навстречу — поближе к фонарю. Увидав его лицо, Осянин заулыбался, полез обниматься и сказал неловко:

— Я думал, тебя там же, в котле…

— Под моим котлом черти еще огонь не развели, масло не вскипятили. А ты уже капитан, поздравляю. В теплом месте служишь.

— Месяц отслужил, — кивнул Осянин. — Приводили дивизион в порядок, пополнение получили, новые стволы, личный состав потренировали. Теперь, как я слышал, всю 47-ю армию выводят из Ирана. И 44-ю тоже. Наверное, под Ростов пойдем. Но и ты больно не радуйся — здесь навряд ли надолго задержишься.

— Не задержусь. Нас послали груз от союзников принять. Потом опять на фронт и тоже в 47-ю. Кто сейчас командарм?

— Командарм — фигура… — минометчика снова прихватил кашель. — Сам генерал Павлов-Ерусалимский. На той неделе прибыл с дальнего юга… Леха, ты лучше скажи, как твои орлы? Как Авдеев, Сазонов, Кушнарюк, Ладейкин, Низкохат?

Опустив голову, Часов сообщил безрадостно:

— Сорокин и Низкохат у меня за спиной стоят, Ладейкин под Киевом сильно обгорел, писал из сталинградского госпиталя, что на поправку пошел. Остальных уже нет…

— Вечная память… — тихо произнес Осянин. — Из моих тоже, считай, только каждый третий в живых остался… Помянуть надо.

Однако успел он лишь потискать Сазонова с Низкохатом, а потом подбежал сержант и силком уволок капитана к поезду.

Через полчаса двинулся на юг их состав. Часову не спалось — встреча на вокзале разбередила воспоминания о кровавых делах минувшего лета.

Впервые они с Осяниным встретились на финском фронте, а нынешним летом каприз военных судеб свел их подразделения на Черниговском плацдарме, туда — в заболоченную долину Десны отошли перемешанные части 5-й и 4-й ударной армий, преградившие путь танкам Гудериана, наступавшим по шоссе Гомель — Чернигов. Здесь, у городка Репки, сильно поредевшие батальоны 7-го мехкорпуса устроили засаду, разгромив авангард немецкой панцердивизии. В штабном автобусе нашли карту, из которой следовало, что немцы собирались послезавтра ворваться в Киев.

Они удерживали рубеж еще две недели, медленно пятясь к окраинам Чернигова, но при малейшей возможности наносили точные удары, отбрасывая врага от города и мостов через Десну. С нечасто приходившими пополнениями они узнавали о тяжелейших боях по всему южному направлению. Киев еще держался, но южнее города погибли в окружении армии Музыченко и Понеделина, а севернее украинской столицы армии Парусинова не удавалось ликвидировать немецкие плацдармы на восточном берегу Днепра.

Силы зажатых между реками частей быстро таяли, но перед их позициями росли ряды сгоревших вражеских танков и горы трупов, одетых в фельдграу. На вторую неделю Часов оказался старшим по званию в сборном отряде из двух десятков танков, десятка пушек и гаубиц, минометчиков Осянина да нескольких сотен пехотинцев и спешенных конников. Наладив взаимодействие, как предписывали довоенные уставы, они творили чудеса, сделав оборону неприступной.

В начале июня остатки 7-го мехкорпуса вывели на переформирование в Бахмач — городок, где сходились железнодорожные линии фронтового снабжения. Свой участок Часов сдал сформированной в Туркмении стрелковой дивизии. Вскоре армейский телеграф сообщил, что генерал Жуков погнал это соединение в наступление без артподготовки, немало солдат полегло от вражеского огня, остальные побежали, и немцы ворвались в Чернигов.

Не закончивший формирования корпус был брошен во встречный бой, сумев на двое суток задержать немецкие танки. В этих боях погибли комкор Стефанчук, комбриг Сорокин, Митягин и Беспалых, сгорел в танке начштаба полка Авдеев. Изогнувшись под прямым углом, армия остановила немцев на рубеже реки Остер, а временем группа армий «Юг» методично перемалывала советские соединения. Весь июнь продолжалась позиционная мясорубка, немцы вышли к Днепру от Канева до Черкасс, их штурмовые отряды с невероятной ловкостью создавали плацдармы на левом берегу, а саперы за ночь возводили мосты, по которым переползали танки.

Обескровленный 7-й мехкорпус, которым теперь командовал Гористов, метался по всему фронту 5-й, 34-й и 4-й ударной армий, затыкая возникающие бреши. В роковой день 4 июля остатки корпуса оказались слишком далеко от места, где нанесла решающий удар танковая армия Гота. Навстречу с юга устремились танки Клейста. Потапов сумел только собрать в кулак немногое, что осталось, и, пробив еще рыхлый фронт окружения, вывел из западни несколько дивизий. Три дня они удерживали Бахмач, потом сами оказались в кольце и с боем прорвались к Новгород-Северскому.