Танки решают все!

Оглавление

189

В последний день сентября союзные правительства потребовали безоговорочной капитуляции, Берлин ответил отказом, и 2 октября Сталин начал большое наступление, Красная Армия буквально за неделю окружила главные силы Вермахта в Польше. Москва объявила на весь мир, что убито и взято в плен около миллиона немцев.

— Геринг и Геббельс побоятся капитулировать, для них капитуляция означает виселицу, — Фриш выглядел очень огорченным. — Значит, русские и янки окружат Германию со всех сторон и пойдут в наступление. Будет чудовищная бойня, погибнут сотни тысяч или миллионы людей. А если даже немцы сумеют отбиться, через полгода на них сбросят наше детище. Конечно, наш народ сам виновен в этих бедствиях, но хотелось бы избавить немцев от катастрофы…

Подобные мысли преследовали Фукса не первый день, он смог лишь выразить робкую надежду, что политики проявят разум. Их разговор прервал грубый голос:

— Вот где собралась банда немецких шпионов!

Это была обычная идиотская шутка полковника Бориса Паша из армейской службы безопасности. Фукс даже не стал напоминать потомку русского белогвардейца, что чудом избежал нацистского концлагеря. Фриш, человек менее сдержанный, ответил резко:

— Скорее уж вы — русский шпион. Я сообщил в ФБР, как вы взломали мой стол и похитили секретные документы, а потом пытались обвинить меня в пропаже.

— Обычная практика проверки режима безопасности, — насупился Паш, вспоминая выволочку, полученную от агентов Джона Гувера. — Вас следовало проучить, чтобы хранили важные бумаги в сейфе, а не в столе. Собирайтесь, доктор Фриш, я отвезу вас в каньон и буду присутствовать при эксперименте. И вы, доктор Фукс, тоже поедете с нами.

— Ошибаетесь, русский шпион, — злобно прошипел Фукс. — Я должен ехать в Окридж.

Как обычно, разговор с контрразведчиком вывел из равновесия Клауса Фукса, который не любил подобную публику, действующую методами гестапо. Продолжая бормотать проклятия, он направился в свой кабинет, возле которого топтался венгерский эмигрант Эдвард Теллер. Парень был весьма талантливым физиком, но по взглядам почти не отличался от наци.

Увидев приближавшегося Фукса, Теллер поспешил навстречу, протягивая папку с бумагами.

— Доктор Фукс, вот последние вычисления по супербомбе, — заискивающе начал он. — Вы, как наш лучший специалист в области математической физики, должны посмотреть…

— Должен? — стараясь не показать неприязни, удивленно переспросил немец.

— Вас подключают к нашей группе, — радостно сообщил Теллер. — Оппенгеймер договорился с Гровсом.

Пожав плечами, Фукс пригласил юного наглеца в кабинет и бегло проглядел уравнения, исходные данные, схемы термоядерной реакции. Судя по грубым расчетам Теллера, новая бомба могла получиться на порядок, а то и на три мощнее, чем урановое чудовище, созревавшее в чреве Лос-Аламоса.

— Сейчас у меня нет времени, — проворчал доктор Фукс. — Я запру ваши бумаги в сейф, как наставляет полковник Паш, и внимательно изучу послезавтра, когда вернусь. Идите, Эдвард… Только скажите, зачем нужна супербомба? Ведь с нацизмом уже практически покончено.

— Не будьте ребенком, — фыркнул Теллер. — Впереди война с большевиками. Супербомба понадобится, чтобы выжечь красную заразу.

Выпроводив его, Фукс запер дверь кабинета, разложил на столе рукопись и — страницу за страницей — сфотографировал. Микропленку он присоединил к нескольким другим, упрятанным в ручку зонтика.

Победа нацизма в Германии окончательно превратила Клауса Фукса в убежденного коммуниста. Эмигрировав в Англию, он нашел способ предложить свои услуги советской разведке. Затем были бегство в Канаду, работа над британским атомным проектом и, наконец, командировка в Лос-Аламос. Здесь его нашел связник, и Фукс передал своим друзьям много важных сведений. Он бы очень удивился, узнав о количестве сотрудников проекта «Манхэттен», информирующих Москву. Некоторые, как и он, работали бескорыстно, из идейных побуждений, другие получали денежное вознаграждение.

Так или иначе в СССР быстро получали практически все результаты американских инженеров и ученых. Разработчики урановых и плутониевых зарядов на советских объектах отставали от американских коллег всего на год или два.

Вечером в упрятанной среди скал лаборатории закончились приготовления. Полковник не впервые присутствовал при подобных опытах и не видел заметных отличий от эксперимента недельной давности. Если верить ученым безумцам, каждое полушарие потяжелело на полфунта, но при громадной плотности урана вся разница не превышала кубического дюйма, то есть не была видна невооруженным взглядом.

Запивая бургер пивом, Паш раздраженно подумал, что понаехавшие из Европы физики просто морочат голову, вытягивая деньги из бездонных сейфов Военного ведомства. Все эксперименты, которые он до сих пор наблюдал, протекали совершенно одинаково. На металлический стержень были нанизаны два полушария — по уверениям физиков, эти игрушки были изготовлены из урана, который мельчайшими порциями изготавливался на заводе в Окридже. Подозрительный немец доктор Отто Фриш следил за приборами, а подозрительный канадец Луис Слотин, орудуя парой отверток, медленно заставлял полушария сближаться. В конце концов два полушария соединялись, превращаясь в шар. Начинали трещать и моргать неведомые приборы — якобы счетчики нейтронов, Фриш, Слотин и другие сотрудники лаборатории носили приборы вокруг урановой сферы, записывали что-то в журналы и с умным видом несли белиберду про сечения захвата и параметры рассеивания.