Между Амуром и Невой

• Предыдущая
• 77/109
• Следующая

Глава 27
Поединок

По случаю субботы на Миллионной улице было не протолкнуться, а калейдоскоп лиц превышал вообразимые пределы. Лыкову попались даже два японца с самурайскими мечами, и один совсем уж странный человек, смуглый, длинноволосый и замотанный в цветастую скатерть с бахромой. Вспомнив читаные в детстве романы Фенимора Купера, сыщик решил, что это, скорее всего, американский индеец. А именно гурон… Множество кабачков, портерных и кафе были забиты посетителями, которые расплачивались за выпивку песком или самородками: у каждого имелись при себе маленькие весы, и золото так и кочевало из рук в руки. Дома вскоре сменились палатками и простыми навесами с земляным полом, но на одном из них было написано на трех языках: «Лучшая дорожка для боулинга во всей Манчжурии», а на другом — «Галерея живописи». Обнаружились даже цирковая труппа с жонглерами и фокусниками, и зверинец! Уличные торговцы предлагали Лыкову жинг-зенг и опиум. Гулящие женщины призывно тянули гостя за рукав, он лениво отмахивался, и жрицы любви мгновенно находили ему замену. Никто другой Лыковым не интересовался, зато он вертел головой, как птенец. Народ вокруг веселился от души, но даже пьяные не буянили и не ругались — видать, строго их прищучил Пашка Прокудин. Показался по улице крупный парень с револьвером — здешний полицмейстер. Его дружески приветствовали, приглашали выпить; он всем улыбался, хлопал кого-то по плечу, но не пригубил ни капли и весьма строго посматривал по сторонам. Увидев незнакомое лицо, подошел и вежливо поздоровался, но взглядом быстро обнаружил на Лыкове оружие и напрягся. Алексей по-французски объяснил полицмейстеру, кто он и откуда взялся, и тот отправился дальше, пожелав гостю приятного времяпрепровождения.

Вскоре сыщик добрался до городской окраины. В отличие от Кары, облепленной погаными и опасными слободами, Желтуга сформировалась как единое целое. Кончалась идущая от центральной площади улица, и начиналась степь. Вдали виднелось несколько групп строений — это были старательские артели, обособившиеся на разрабатываемых ими участках. По словам Фашши, отделялись обычно чилийцы и аргентинцы; европейцы и азиаты предпочитали жить в «столице». Правда, китайцы основали собственный квартал, один из самых густозаселенных. На севере дома выходили прямо на берег реки, и кое-где, не смотря на субботу, сидели люди с лотками. Четверо ражих ирланцев с руганью подняли из воды большой жестяной ящик с гофрированным поддоном, не менее трех саженей в длину, и принялись сливать из него ртуть в подставленное сито; когда слили всё во флягу, на сите отложилось несколько унций золотого песка…

Рядом со старателями мирно располагались компании с выпивкой и закуской, играла губная гармоника, горели костерки. Тут же киргизы поили верблюдов — этих огромных животных в городе было больше, чем лошадей. Глазея по сторонам, Лыков чуть не провалился в узкий глубокий шурф; оттуда, из-под земли, ему крикнули что-то грубое на незнакомом языке. Присмотревшись, Алексей увидел, что целые горы нарытого грунта густо разбросаны вокруг: это разрабатывались подземные золотые жилы. Бамбуковые колышки указывали их залегание и обозначали также участки; ширина последних была около пяти саженей, а длина более пятидесяти, и колышки уходили далеко к горизонту.

Общее впечатление от «Китайской Калифорнии» было удивительное. Огромная толпа всякого сброда, съехавшегося со всего света, добывает золото — источник раздоров и преступлений — и при этом город живет спокойной и веселой жизнью! Такого ощущения личной безопасности Лыков не испытывал даже в Санкт-Петербурге. Руперт подтвердил давеча, что за нарушение законов в Желтуге было казнено менее десяти воров и убийц, и этого оказалось достаточно: во всем городе нет теперь замков!

Полюбовавшись своеобразным манчжурским пейзажем, Алексей вернулся обратно на Орлиное поле и, как тут же выяснилось, очень вовремя. Большая толпа, человек в двести, сгрудилась перед правительственным сараем; над ней, как каланча, возвышался Павел Прокудин и, агрессивно жестикулируя, кого-то обличал. Народ одобрительно ревел на двадцати языках сразу; в частности, слышалось родное «мать его ети» и «налить, как богатому».

Встревоженный Алексей протолкался внутрь и обнаружил там Челубея, затравленно озиравшегося в этой враждебной ему толпе. Его обступили со всех сторон, толкали и обзывали. Лыков вслушался в речь Прокудина:

— …Весь день ходит, вынюхивает, выспрашивает, и всё об одном: а сколько здесь золота, и какие его запасы, и сколько за год добываете? Зачем ему это знать? А я вам отвечу: этот человек — шпион!

— Шпиён, как есть шпиён! — заорали вокруг сразу несколько человек. — Вишь какой чистый стоит, не нам чета! На головы наши грешные хочет царско войско наслать, и нас обрат в каторгу упечь!

— Товарищи! Смерть шпиону! — рявкнул на всю площадь министр внутренних дел.

— Смерть, смерть яму! — подхватила охотно толпа, и старатели кинулись было к Недашевскому, но Прокудин остановил их.

— Стойте, товарищи. Так будет совсем уж не по закону. Дадим ему шанс. Пусть этот гнус дерется со мной один на один до смерти. А? Кто кого.

— Ха-ха! — рассмеялись желтугинцы. — Это рази шанс — с тобой, иродом, один на один сражаться! Тут надо двадцать человеков с топорами, вот тогда у них будет шанс… А впрочем, что ж; нам развлечение, а шпиёну наказание. Валяй. Подеритесь, ребята!

Челубей пытался что-то объяснить, но толпе уже хотелось зрелища. «Шпиёна» вытолкнули в середину круга, и Пашка пошёл прямо на него с застывшим и страшным лицом. Вдруг несколько самых шумных горлодеров разлетелись в стороны, как кегли, и внутрь, злой и сосредоточенный, шагнул Лыков.

• Предыдущая
• 77/109
• Следующая