Урусут

Оглавление

– Верно.

– Завтра сможешь выступить?

– Смогу сегодня.

– Молодец! О будущем походе на Москву – молчать. Ясно?

– Ясно.

– Я помню тебя у Отрара. Ты храбро сражался.

– Спасибо.

– И в Самарканде ты меня повеселил.

Арактырец смутился – не знал, что ответить.

– Иди, – Илыгмыш махнул рукой и откинулся на подушки.

Юз-баши, пятясь, задом вышел из юрты. Стоявшие снаружи нукеры, скользнув по нему равнодушными взглядами, вернулись к оглану.

Туглай шел к себе, победоносно подняв кулак. Вот оно! Ему, именно ему поручено важное задание!

Через два часа сотня арактырца, принеся положенные жертвы и с объятьями расставшись с женами-отцами-матерями-детьми, вышла в степь. Наиль трусил на замечательном аргамаке караковой масти, насвистывал под нос песенку, а встретившись глазами с юз-баши, улыбался.

После двух ночевок сотник приказал воинам устроить привал и ждать его появления в течение двух дней. Если к этому моменту он не вернется, выслать на разведку еще бойцов, но ни в коем случае не идти к Суре всем вместе – пыль от трехсот лошадей хорошо будет видна с Черного Камня! А это именно то, для чего застава существует – заранее высмотреть врага.

Наиль пытался вяло возражать, но и он скоро согласился с доводами юз-баши.

И вот – Туглай со своим постоянным помощником Айдаром лежит в овраге в четырех часах пути от сторожевой скалы и ждет темноты. Спаси, Тэнгер, и даруй удачу!

IV

Когда Олежка вернулся домой, солнце стояло в зените. В полдень – обед, маманя расстраивалась, если он приходил не вовремя. Отец уже спал за печью, накрывшись худым лоскутным одеялом с головой – видать, очень внимательно «посмотрел церкву». На столе лежал свежеиспеченный хлеб, как только сын уселся, Евдокия из чугунка набрала ему кислых щей. Он потянул воздух носом и заерзал от нетерпения.

– Ешь, ешь вдоволь, – погладила она буйну головушку. – Фу! – вдруг наморщилась маманя. – Опять от тебя кострищем несет! Закоптился весь, как рыба!

«Точно, как рыба!» – подумал про себя юный ратник, а вслух сказал: – Мамань, это… Клобук вечером придет, с отцом баять будет. Ты уж сготовь чего-нибудь такого-эдакого…

– Вот так новость! – всплеснула она руками. – И что я сготовлю, только Пасха прошла – и то съели, чего и не имели… Ладно, буду думать…

Насытившись, то ли рыбак, то ли пловец вышел прогуляться – дойти до дружины, перекинуться парой слов, да заодно новости послушать. По дороге его нагнал Колька.

– Олег, вертайся назад! – заговорщицки улыбаясь, сказал он. – Новые поселенцы прибыли, аж две семьи. Всю ночь в поле простояли, заплутали, не могли Земки найти. Так что вам с отцом работа будет. Здорово?

– Здорово, – согласился юный ратник.

– Ну, их покормили да по избам пока определили. А ишшо там трое пацанов, мы уж познакомившись. Сереня, Михайло и Севка. Михайло здоров, точно боров! А Севка, как и ты, читать умеет! Нет, скажи, а?!

Новые люди – это хорошо. Побежали с ними потолковать. Михайло и вправду крупным оказался, ну так ему и четырнадцать годов – что удивляться? Серенька мелкий, как щенок – это Митрохе новый друг. А вот с Севкой сразу общий язык нашли. Хотя, конечно, многого он не знал. Да, Священное Писание читал и даже пытался толковать, Евангелие помнил почти назубок, о житие святых что-то баял, но как Олежка о народах отцовы сказки стал вспоминать, так Всеволод только рот открыл и слушал, пока они все вчетвером, сидя на завалинке, коротали время до ужина. Васятка и Колюнька, глядя на новосела, хихикали да толкали друг друга в бока – они-то слышали все это не в первый раз. А плотницкий сын, воодушевленный неискушенным вниманием, вынимал из памяти все, что мог, и ярился на любое возражение.

– Да как же это – откуда мне ведомо? Не мне ведомо, а в книгах написано! А кто прочитал, иным сказывает. Так правда по землям и идет! Повторю: каждый народ имеет закон письменный, а у кого не письменный, так тот живет по навычаям, и навычаи те передаются из поколения в поколение. Вот мы – христиане, и наш закон – Евангелие, так?

– Так! – замирая от напряжения, отвечал Всеволод, не желая попасть впросак перед новыми знакомцами и каждую минуту готовясь избежать словесной западни.

– А есть иудеи, их закон – Ветхий Завет, особливо Моисеевы заповеди, так?

– Так!

– У древних татар – Яса, у нынешних – Магометов коран. А вот за татарами живут сирийцы. Закон у них устный, но понятный – не заниматься прелюбодеянием, не красть, не убивать и вообще не делать какое зло. Магометане же пусть не едят свиного мяса и не пьют вина из благочестия, зато блуд творят, по нескольку жен имея, и человека убить, если он не их веры, для них не грех, а даже доблесть. Султан Мурад, подавив восстание, заставлял отцов провинившихся убивать сыновей собственноручно, и смотрел на сие, любовался! А кто отказывался, то связывали их попарно и топили! А другой султан во время похода приказал воинам, штоб обоз облегчить, удалить жен, так те, чтобы супружницы и наложницы неприятелю не достались, поубивали их всех! Ну и чем тогда письменный закон лучше устного?

– Письменный не забудешь, особливо, коль он справедлив! – кричал Севка.

– Да полно! – возражал Олег. – У индийцев справедливо, когда едят людей и убивают путешественников. А чудь всякое бесстыдство считают добродетелью!

– Едят людей?! – охнул новосел. – Да нешто бывает такое?!

– Едят, едят, ишшо и кости обгладывают! – все более воодушевлялся Олежка. – А жил такой народ – гилии, так у них жены и пахали, и дома строили, и по нескольку мужей имели. А начиналась война, брали в руки копие, и с ворогами-мужчинами сражались. А помимо татар, есть и иные степные народы, так они едят мертвечину и всякую нечистоту – хомяков и сусликов, и нету у них вообще никакого закона, окромя закона силы!