Моя душа - элизиум теней

Оглавление

Для уроков танцев в клубе госпиталя я устроила подругу моей старшей дочери балерину Лиду Павлову. В госпитале давался хороший по тому времени военный паек. Оба мои протеже благодарили меня, довольна была и администрация госпиталя.

Я в это время получила назначение на работу по ликбезу в Выборгском районе. Пришлось покинуть госпиталь.

В 1921 году моя Олечка окончила школу и поступила на юридический факультет Университета. Она и ее будущий муж Щербинский, тогда однокурсники, слушали лекции проф. Магазинера. Был его учеником и Борис Пхор, первый муж моей младшей дочери Нины. Както в разговоре с ним Яков Миронович вспомнил о нашей совместной работе и высказал обо мне самое лестное мнение. По моим сведениям, Магазинер по-прежнему читает лекции в Университете и пользуется большой любовью и уважением своих слушателей.

Предложение организовать культурно-просветительскую работу в бывшем Николаевском госпитале привело меня к знакомству, а затем и к дружбе с Анатолием Федоровичем Кони. Привожу выдержки из нескольких его писем, характеризующие его отношение ко мне:

«8 августа 1920 г.

Дорогая Евгения Алексеевна! (позвольте так назвать Вас – официальные "много" или "глубоко" уважаемые как-то не вяжутся с теплым воспоминанием о Вашем нравственном образе). Меня очень тревожит, не простудились ли Вы вчера, идя по дождю, и не промочили ли себе ноги? Вы должны беречь себя и свое здоровье, так как ввиду Вашей энергии и деятельной любви к людям Вы не принадлежите исключительно себе, а многим нуждающимся в Вас, в умственном развитии и облегчении бремени жизни...

...или, может быть, Вы снова... подарите мне часок или два вечером и посветите в моем трудовом кабинете тихим и успокоительным светом лампады?»

«10 сентября 1920 г.

...С 15-го у меня начинаются ежедневные лекции. Хотелось бы до того повидать Вас и отдохнуть (и набраться душевных сил) в беседе с Вами и в лучах Ваших добрых и глубоких глаз.

Душевно Вам преданный А. Кони».

«24 августа 1920 г.

...Мне очень жаль, что так мало пришлось побыть с Вами, находя некоторое облегчение моей душевной скорби в Вашем бесконечно добром взоре и в прикосновении к Вашей милой, изящной руке...».

«Понедельник.

Я весь под впечатлением – добрым, теплым и светлым – Вашего вчерашнего посещения. Вы умеете вносить мир и успокоение в душу Вашим ясным взором, Вашим голосом и всей Вашей "повадкой"».

«18 сентября 1920 г.

Дорогая Евгения Алексеевна, хочу сердечно поблагодарить Вас за истинное удовольствие, доставленное мне вчерашним пребыванием в Вашем собрании, хотя лично собой я не был доволен. В последнее время я чувствую себя очень утомленным нравственно и физически, говорю вяло и комкаю свои доклады. Но доклад Вашей сотрудницы (я плохо расслышал ее фамилию) оставил на мне самое приятное впечатление своей обстоятельностью, системой и горячей любовью к делу. Пошли Вам господь успеха в Ваших благородных трудах!

Ради создателя, берегите Ваше здоровье. Оно дорого не только для тех, кто имел радость узнать Вас, но и для русского общества, в котором Вы горите, как лампада перед образом правды и душевной красоты...

Душевно Ваш А. Кони».

«2 сентября 1920 г.

Спасибо за милые минуты беседы с Вами, которые на время разогнали мои скорбные мысли... На будущей неделе надеюсь видеть Вас, если не у себя, то в Тургеневском обществе и хоть мысленно целовать Ваши чудесные руки и видеть Ваши лучистые глаза».

«10 февраля 1921 г.

Вы говорите, что находите бодрость и утешение «притулившись к моей душе» – а я то же могу сказать о себе, ибо будучи охвачен заботой, иногда даже излишней, я в сущности очень одинок душой. Когда гляжу на Ваши глаза, на Ваше милое, утихомиривающее лицо, я чувствую нашу душевную связь. Спасибо Вам...».

«24 ноября.

...Как я благодарю судьбу за Вашу дружбу, за Ваше доброе расположение ко мне... за наш последний разговор, в котором мы так сошлись во взглядах. Храни Вас бог!

Душевно Вам преданный А. Кони».

«22 марта 1921 г.

Говорить о том, как я счастлив Вас видеть, едва ли нужно. Мне кажется, что Вы должны это чувствовать. Меня только смущает мысль о том, что же даю я вам, усталый, кончающий свою жизнь человек, чуждый интересам современности и весь в прошлом? Не слишком ли большая жертва с Вашей стороны – идти в такую даль, чтобы доставить мне полчаса этой радости...».

«4 мая 1921 г.

...Спасибо за Ваше светлое посещение в светлые дни весны...».

«4 июня 1921 г.

11 июня я говорю о самоубийствах в Доме литераторов. Могу Вам дать пропуск, а как мне отрадно было бы видеть Вас в числе слушателей – и говорить нечего».

В письме от 7 августа 1921 года Анатолий Федорович писал мне в Гдов:

«Очень радуюсь за Вас, что Вы отдохнете на лоне природы, тем более, что я был встревожен Вашим бледным и исхудалым видом в Библиологическом обществе. Пожалуйста, берегите себя. Когда знаешь, что Вы существуете, как-то легче на душе».

В письме от 15 ноября 1921 г. он пишет:

«С нежным чувством благодарности вспоминаю Ваше вчерашнее посещение. Сколько возвышенной, глубоко чувствующей и тонко понимащей души во всем, что Вы говорите и думаете. Беседа с Вами – настоящий нравственный отдых. И как Вы располагаете к откровенности! Вам хочется открыть двери собственной души, обыкновенно запертой для большинства из опасения, что они войдут в этот храм (ибо душа - храм, в котором пребывает наш внутренний бог, о котором мы говорили вчера) в шапке, наплюют во все углы, набросают папиросных окурков и уйдут, даже не затворив за собой дверей. Но Вас – Вас, милый человечек, так отрадно пустить в этот храм с Вашим лучистым взором».