Тайна старой девы

Оглавление

Он замолчал. Теперь Фелисита узнала тайну, которая против воли вырвалась у него из сердца. Без сомнения, он любил женщину, стоявшую, по общественным понятиям, выше его. И ей невольно стало тоскливо. Неужели она почувствовала к нему сострадание? Разве можно было жалеть его, когда он сам отказался от счастья, вместо того чтобы бороться за него?..

— Почему вы не возражаете? Или вы чувствуете себя оскорбленной этим объяснением, которого я не мог избежать?

— Нет, — холодно ответила она. — Это ваше Личное мнение... Вы все равно не переубедите меня, что есть люди без предубеждений, признающие, что и дочь фокусника может оказаться честной девушкой. Что я еще должна вам сказать? Вы держитесь точки зрения знатных людей, которые сами куют себе цепи, чтобы не упасть. Я же принадлежу к презираемому вами классу свободомыслящих... Вы сами недавно сказали, что через несколько недель наши дороги разойдутся навсегда... Между нами лежит пропасть... Не имеете ли вы каких-нибудь распоряжений относительно больной?

Профессор отрицательно покачал головой, и, прежде чем он успел заговорить, Фелисита покинула комнату.

Глава XVI

Анхен быстро выздоравливала, но Фелисита еще не избавилась от обязанностей сиделки. Малютка начинала сердиться и волноваться, как только девушка оставляла комнату, и советнице пришлось попросить Фелиситу побыть у больной до ее окончательного выздоровления. Молодая вдова приняла это решение еще и потому, что профессор не появлялся больше в комнате больной. Его посещения по утрам длились не более трех минут, и вообще его теперь мало видели в доме. Казалось, его вдруг охватила страсть к саду. Он больше не занимался по утрам в своем кабинете, и кто хотел его видеть, тот должен был идти в сад. Госпожа Гельвиг подчинилась новой фантазии и, к большому удовольствию советницы, устраивала все обеды и ужины в беседке. В старом купеческом доме стало еще тише: раньше десяти часов вечера никто не возвращался. Но зато случалось, что профессор приходил домой раньше других. Тогда он делал несколько шагов по направлению к комнате больной, потом, точно в раздумье, останавливался и быстро поднимался к себе. Его кабинет находился над комнатой Адель, но он не сидел над своими книгами, а целыми часами ходил по комнате. В восемь часов Анхен обыкновенно засыпала, и тогда для Фелиситы наступало время отдыха. Она поднималась в мансарду.

Тетя Кордула преодолела свою недавнюю слабость и мрачные предчувствия и весело говорила о том близком будущем, когда Фелисита будет жить у нее. Фелисита никогда не рассказывала о событиях в большом доме, а старая дева, верная своей привычке, не расспрашивала ее.

Однажды Фелисита сидела одна у Анхен. В доме царила мертвая тишина. Госпожа Гельвиг и советница ушли в гости, профессор, без сомнения, находился в саду, так как в его комнате было тихо. Малютка, устав играть, попросила Фелиситу спеть ей что-нибудь. У молодой девушки был красивый голос, а старая дева прекрасно поставила его. Фелисита находила, что пение успокаивает ребенка, но никогда не пела, опасаясь, что кто-нибудь может ее услышать.

Песнь Шумана зазвучала в детской с таким чувством, которое может выйти только из чистой девичьей души. Фелисита пропела первую строфу мягко, с захватывающей простотой и сдержанной силой. Но когда она начала вторую строфу, в комнате профессора заскрипел стул, кто-то быстро направился к двери, и в пустом доме резко прозвенел звонок. Смертельно испуганная Фелисита замолчала. Через несколько минут к ней вошла старая кухарка.

— Господин профессор просит, чтобы ты не дела, это мешает ему работать, — грубо сказала Фридерика. — Он очень рассердился. И почему ты так глупо себя ведешь? Господин профессор сказал, чтобы ты погуляла с ребенком во дворе.

Фелисита закрыла руками свое пылающее лицо. Полученный удар пристыдил и унизил ее. Насколько она была смелой, когда нужно было защищать свои убеждения, настолько же она была робка и боязлива, когда дело касалось ее талантов и знаний. Простая мысль о том, что ее могут услышать, заставляла Фелиситу моментально умолкать. Грубейшая несправедливость и дурное обращение госпожи Гельвиг никогда не могли вызвать у нее слез, теперь же она горько плакала.

Через четверть часа Фелисита осторожно каптала по двору детскую колясочку. Вскоре пришла госпожа Гельвиг в сопровождении советницы, которая несла в руках большой пакет. Приласкав ребенка, молодая вдова с лукавой улыбкой обратилась к профессору:

— Посмотри, Иоганн, разве я не легкомысленная женщина, — пошутила она. — Я увидела на витрине в магазине эту чудную скатерть и, прежде чем успела опомниться, уже купила ее и кусок тонкого полотна... Теперь прощай зимние наряды. Я должна отказаться от них, чтобы заполнять пробел в моем бюджете.

Иоганн не отвечал. Он пристально смотрел на дверь, в которую входила женщина, недавно посетившая кабинет профессора.

— Господин профессор, мой Вильгельм теперь видит так же хорошо, как и мы, здоровые люди, — сказала она. Ее голос дрожал, а в глазах стояли слезы. — Теперь он опять зарабатывает себе на хлеб, и я могу умереть спокойно. Ничего на свете не пожалела бы я для вас, господин профессор, но я думала, хоть безделицу...

— Что такое? — сурово перебил ее Иоганн. Бедная женщина откинула свой плащ, закрывавший клетку и кусок полотна. — Когда вы были у нас, то с удовольствием слушали нашего соловья. Вы можете спокойно взять его с собой в Бонн… А этот кусок полотна я сама ткала. Может быть, госпожа Гельвиг захочет взять его на платки?..