Предупреждение Эмблера

Оглавление

— И что ты раскопал, когда перекинул эту свою доску?

— Пока не очень много. Мы еще проверяем полученные файлы. Выяснилось, что он работал под оперативным псевдонимом Таркин.

— Таркин, — повторил Норрис. — Оперативный псевдоним без имени. Все очень странно. Ладно, что нам известно об этом парне?

— Мы знаем главное: агент Таркин не просто работал в Отделе консульских операций. Он входил в состав команды Политической стабилизации.

— Должно быть, мастер грязных дел.

Мастер грязных дел. Кастон презирал такого рода эвфемизмы. Судя по всему, беглец был опасным социопатом. Только такие и могли успешно работать в ППС.

— Подробностей его оперативных дел крайне мало. Проверка по базам данных Госдепартамента ничего не дала: папка Таркина есть, но только пустая.

— А что подсказывает интуиция?

— Интуиция?

— Да, твой инстинкт, что он тебе шепчет?

Кастон с опозданием понял, что Норрис так шутит.

С самого начала Кастон ясно дал понять, что относится к таким вещам, как «инстинкт» или «чутье», с крайним недоверием. Его раздражало, когда кто-то просил дать ответ на основании «инстинкта» или «интуиции» еще до того, как предоставленная информация укажет хотя бы общее направление: работать, основываясь на подозрениях и предчувствиях было для него равнозначно стрельбе холостыми. Гадание на кофейной гуще мешает логическому осмыслению, основанному на четких и строгих законах здравого смысла и вероятностного анализа.

Норрис не выдержал — губы разошлись в довольной ухмылке.

— Ладно, ладно, это так, для смеху. Но ты все-таки скажи, с кем мы имеем дело? Что говорит твоя... как это... да, матрица решений?

Кастон ответил намеком на улыбку.

— Все это весьма и весьма предварительно. Но некоторые пункты указывают на то, что беглец, как у нас любят выражаться, тухлое яйцо. Ты, полагаю, знаешь, как я отношусь к агентам, которые работают за границей. Если тебе платят, ты обязан соблюдать установленные федеральным законодательством правила. Это не самоуправство. Можно сколько угодно говорить о «грязной работе», но я считаю так: либо это санкционировано, либо нет. И никакой золотой середины быть не может. Хотелось бы знать, почему федеральное правительство принимает на службу таких, как этот Таркин. Когда только наши спецслужбы поймут, что это никогда не срабатывает.

— Никогда не срабатывает? — Норрис вопросительно вскинул бровь.

— Никогда не срабатывает так, как запланировано.

— Как запланировано, ничто не срабатывает. Даже Богу понадобилось семь дней, чтобы навести порядок в мироздании. Я могу дать тебе только три.

— С чего такая спешка?

— Есть у меня чувство. — Норрис поднял руку, предваряя неодобрительный взгляд Кастона. — Разведка получает сигналы — не вполне определенные, но неоднократные, так что не обращать на них внимания уже нельзя, — относительно некоей скрытой активности. Кто за ней стоит? Против кого она направлена? Я пока не знаю. И, похоже, никто не знает. Вроде бы в нее вовлечены высокопоставленные члены правительства. Мы все сейчас ждем развития событий. Ждем, сами не зная чего. Чего угодно, что не вписывается в привычную канву. Ждем, предполагая худшее, потому что предполагать иное — опасно. Через три дня нам нужен твой отчет. Твоя задача — выяснить, кто на самом деле этот парень, Таркин. Помоги нам вывести его на чистую воду. Или убрать.

Кастон сдержанно кивнул. Подгонять его не требовалось. Он не любил аномалий, а человек, сбежавший из психиатрической клиники Пэрриш-Айленда, определенно представлял собой самую худшую аномалию. Ничто не могло доставить Клейтону Кастону большего удовлетворения, чем идентифицировать эту аномалию и уничтожить ее.

Глава 6

Прежде чем покинуть мотель, Хэл Эмблер сделал несколько звонков с сотового телефона убитого оперативника. Первым делом он позвонил в Государственный департамент. Делать какие-либо предположения на данном этапе было рано: Эмблер не знал, как отнесутся к появлению беглеца в отделе, где прошла вся его карьера. Звонить по сохранившимся в памяти номерам экстренной связи было бы опрометчиво: звонок мог автоматически запустить в действие систему отслеживания. В таких случаях безопаснее всего просто постучаться в переднюю дверь. Он набрал номера отдела по связям с общественностью Госдепа и, представившись репортером «Рейтер интернешнл», попросил соединить с офисом заместителя секретаря, Эллен Уитфилд. Не могла бы она подтвердить или опровергнуть приписываемое ей заявление? Помощница, с которой его связали после нескольких промежуточных соединений, извинившись, сообщила, что Эллен Уитфилд недоступна, поскольку отбыла за границу в составе официальной делегации.

— А нельзя ли уточнить, куда именно и на какой срок? — осведомился самозваный репортер.

Помощница еще раз извинилась, но ответила отказом.

Официальное звание «заместителя секретаря Государственного департамента» скрывало действительную административную должность Эллен Уитфилд: начальника Подразделения политической стабилизации. Короче, она была его боссом.

Что известно о нем коллегам? Считают ли его умершим? Сумасшедшим? Пропавшим без вести? Знает ли Эллен Уитфилд о том, что с ним случилось?

Вопросы, вопросы... Если она ничего не знает, то, конечно, хотела бы узнать, верно? Эмблер попытался вспомнить время, непосредственно предшествовавшее заключению в клинику. Однако в памяти сохранились лишь отдельные, разрозненные эпизоды; остальное же скрывал непроницаемый туман. Он постарался уйти в более далекое прошлое. Воспоминания поднимались, как клочки суши после наводнения. Эмблер вспомнил, что провел несколько дней в Непале, где встречался с лидерами тибетских диссидентов, отчаянно добивавшимися американской помощи. Разобщенные, так и не сумевшие согласовать общую позицию, они, как скоро выяснилось, представляли в действительности маоистских повстанцев, оставшихся без поддержки Китая и объявленных вне закона правительством Непала. Потом началась операция в Чжаньхуа — подготовка к устранению Ван Чан Л юна — а потом... Память его можно было сравнить с оторванной страницей: четкой грани, отделяющей воспоминания от забвения, не существовало — только неровный нижний край ближе к концу.