Нарисованная смерть (Глаза не лгут никогда)

Оглавление

22

Мотоцикл резво катил по дороге, и слова были не нужны.

Джордан вспоминал, как в определенный момент жизни без особого труда отказался от таких удобств, как крыша над головой, завораживающее мельканье дворников по лобовому стеклу, пепельница под рукой. Так уж вышло, и теперь неестественными казались два лишних колеса. Мотоцикл – это ожидание под мостом и взгляды на небо (когда же кончится дождь?), это глаз циклопа, горящий в ночи, это скорость, когда она так необходима, но главное – как он сказал Лизе – это свобода, которой всегда не хватает. Даже сейчас, когда он свободен, это все равно не взаправду. Особенно сейчас, когда он, повинуясь обычному человеческому лицемерию, пытается отвлечься, чтобы не отвечать на вопрос «почему?».

В «Лихой гонке» (так назывался магазин) он купил цельный шлем для Лизы и смотрел, как лицо ее исчезает в обряде посвящения в племя моторизованных рыцарей, в котором, несмотря на технический прогресс, сохранилось нечто эпическое, как во времена, когда шлемы ковал сельский кузнец. В этом обряде есть неугасимая жажда приключений и неосознанное желание укрыться от мира под предлогом защиты от ветра.

От лица Лизы остались только глаза, сиявшие в прорези легкого шлема из кевлара, и Джордан с сожалением смотрел, как их гасит темный пластик козырька.

Он поспешно вскочил в седло, пытаясь заглушить эту мысль ревом мотора.

А сейчас он ощущал движения пассажирки в полной синхронности со своими. Лиза чутьем поняла, что в езде на мотоцикле самое правильное не всегда кажется самым естественным. Повиснуть в пустоте – единственный способ избежать того, чтобы эта пустота и летящий асфальт поглотили тебя.

Идеальная спутница.

Идеальный спутник.

Джордан навязал себе эту неприятную мысль, чтобы не забывать, кто такой и что такое он сам, и в очередной раз напомнить себе, кто и что такое Лиза.

Он присосался к акселератору, как пьяница к бутылке.

Перед ним и под ним расстилалась дорога, а за спиной сидела Лиза, чутко откликаясь на малейший ее изгиб и не давая забыть о себе, хотя встречный ветер уносил от него прочь запах ванили.

Выехав за черту Нью-Йорка, они покатили по Вест-сайдской автостраде на север, а потом Джордан выбрал Девятое шоссе, тянущееся параллельно железной дороге и Гудзону. Они миновали академию «Вест-Пойнт» на высоком, как ее принципы и устав, берегу, миновали поделенную надвое железнодорожным полотном тюрьму «Синг-Синг», где заключенным дозволено слушать гудки поездов, долетающие во двор за колючей проволокой, пока тюремная сирена не призовет арестантов обратно в камеры.

Путешественников с распростертыми объятиями приняла пышная растительность начала лета, как будто удивленная своим очередным возрождением.

Мимо проносились дома, небольшие пристани с яхтами, покачивающимися под солнцем и готовыми отправиться в новое летнее плаванье. Иногда Джордан натыкался на небольшие заторы, но с легкостью преодолевал их виртуозным слаломом колес.

Он чувствовал себя покойно и ни о чем не думал, только хотел, чтобы это путешествие никогда не кончалось.

Но, к сожалению, когда тебе кажется, что ты нащупал пульс времени, оно чаще всего показывает тебе комбинацию из трех пальцев, ухмыляясь с циферблата наручных часов.

Вот и эта дорога кончилась так же, как началась.

То есть быстро.

Вдоль берега реки они ворвались в Покипси, проехали привокзальную площадь, где в этот утренний час дремало одинокое такси, и Джордан увидел перед собой типичный образчик американской провинции. Промчавшись по одной из бесчисленных Реймонд-авеню Америки, мимо церквей, ассоциаций ветеранов, ресторанов и светофоров, они очутились перед невысокой крепостной стеной. За величавыми деревьями парка просматривалась довольно внушительная постройка.

Джордан с первого взгляда понял, что это и есть Вассар-колледж.

Он свернул направо по указателю и, огибая территорию кампуса, понял, что территория эта едва ли не больше самого города.

Так они ехали, пока крепостная стена не переросла в высокое здание, от которого веяло средневековьем, хотя архитектурный стиль Джордан затруднился бы определить. Перед ними открылись три арки; самая широкая из них оказалась въездными воротами в колледж, с будкой охранника под ней.

Джордан остановился в тени арки и снял шлем. Охранник, в светло-коричневой форме, коротко стриженный, с красной рожей, напоминавшей окорок, и выправкой морского пехотинца, вышел им навстречу.

– Добрый день. Я Джордан Марсалис. Мне к ректору Хугану.

Кристофер был лично знаком с ректором Вассара, Трейвисом Хуганом. По реакции охранника стало ясно, что телефонный звонок брата возымел свое действие. Он улыбнулся Джордану и его спутнице, и красная рожа сразу стала симпатичной.

– Здравствуйте, мистер Марсалис. Меня предупредили. По-моему, ректор сейчас на поле для гольфа. Прошу вас, пройдите туда, я сообщу ему на пейджер. – Вытянув руку, он начал давать объяснения: – Проедете по аллейке и направо. Там стоят щиты с указателями. Справа будет поле для гольфа, а перед ним столовая. За ней площадка, где можно поставить мотоцикл.

Джордан повесил шлем на руку и не спеша покатил по аллейке, обсаженной деревьями, за которыми расстилался безупречный английский газон.

Перед ними сурово громоздилось темное здание колледжа с белыми глазницами окон – центральная часть и два крыла, видимо пристроенных позднее.

Две таблички на фасаде напоминали о том, что колледж был основан в 1881 году от Рождества Христова стараниями его создателя Мэтью Вассара.