Деньги на ветер

Оглавление

Джек рассмеялся.

— На лыжах? — переспросил он. — На лыжах, говоришь? Теперь люди до сорока лет на лыжах не катаются, старик. — Он обернулся ко мне. — На сноуборде пробовала когда-нибудь, Мария? Обалденное удовольствие!

— Нет, сеньор.

Джек шутливо ударил Юкилиса кулаком в плечо:

— В общем, это твой прокол, чувак. Круз сам себе делает гребаный снег. Устрой так, чтобы нас пригласили к нему — сможем кататься весь день.

— Да я стараюсь, старина, стараюсь, — сказал Пол.

— Приложи побольше усилий. Дэвид Бэкхем приедет на выходные. Вот человек — его по всему миру знают и любят. Я как раз рассказывал Марии, какие мы с мистером Крузом друзья. Не подведи меня, брат.

Пол снова осмотрел меня.

— И давно работаешь на Эстебана? — спросил он.

— Со вчерашнего вечера.

— Со вчерашнего? — хмыкнул Пол.

— Ну да, ты что, газету сегодня не читал, Пол? Похоже, наш старый друг Эстебан теперь немало народу возьмет на работу, — сообщил Джек.

— О чем это ты? — не понял Пол.

— Прочитал в «Фэрвью пост». Мария просто чудом не попала в сети. — Джек весело мне подмигнул.

— Понятия не имею, о чем это ты бормочешь, — проворчал Пол.

— Ну, как обычно, твою мать, — буркнул Джек, махнул рукой, послал воздушные поцелуи нам с Анжелой и вышел с Полом из дому.

Как только они вышли, Анжела позвала меня:

— Мария, умеешь хранить секреты?

— Дай-ка угадаю: ты влюбилась в сеньора Джека?

— В сеньора Тайрона? Нет. Тысячу раз нет, он такой худой, и потом все эти зеркала кругом… Видела на стенах в спальне его портреты? Он ненормальный.

— Ладно, в чем секрет-то?

— Я бы раньше тебе сказала, но хотела убедиться, что тебе можно доверять.

«И поскольку я так хорошо пропылесосила ковры, ты решила, что можно?» — подумала я, но вслух этого не сказала.

— Ну, что? — прошептала я.

— Сегодня вечером вернемся в мотель, оттуда уедем в Лос-Анджелес. Хватит Эстебану нас дурачить, платить гроши. Федералы дышат в затылок, пора валить отсюда. Найдем себе хорошую работу в Лос-Анджелесе. Лучше, чем здесь. И не придется работать на этого жирного жулика.

Так вот к чему были эти странные взгляды!

— А кто едет? — спросила я.

— Я, Анна, Луиза, Виктор, Жозефина. Можем и тебя взять, если хочешь, — предложила Анжела.

— В Лос-Анджелес?

— Si, просто исчезнем, и все. У Виктора там кузины. Он сможет достать нам карты соцобеспечения, водительские удостоверения, хорошую работу. И без всяких посредников.

— Я подумаю, — сказала я.

— Нечего думать. Ты еще настоящую зиму не видела. В январе и феврале придется ходить на эту гору по снегу и льду. А в Лос-Анджелесе снега не бывает.

— Я подумаю, — повторила я.

— Нет-нет-нет, нам нужно знать твое решение сейчас.

— Тогда — нет.

Она с удивлением уставилась на меня:

— Давай позвоню Луизе, скажу, что ты едешь. Поехали, не пожалеешь.

— Нет. Не звони. Слушай, Анжела, я пока не хочу ехать. Мы только сюда добрались, мне многое надо сделать. — Слова вырвались сами собой, я поздно поняла, что сболтнула лишнее.

— Что сделать? — удивилась она.

Так, надо срочно сменить тему.

— Ничего. Забудь. Слушай, лучше спроси Франсиско. Он точно поедет, особенно если пообещать хороший заработок.

— Так вы с Франсиско не вместе?

— Конечно, нет.

— Тогда спрошу его.

— Спроси-спроси.

Анжела поджала губы и вернулась к мешкам для мусора, а я выбрала баллон с аэрозолем для полировки мебели. В окно гостиной было видно, как машина, в которой сидели Джек и Пол, задним ходом выезжает на улицу.

Многое надо сделать, подумала я.

Многое надо сделать.

Глава 8

Автосервис

В тринадцать лет я победила в поэтическом конкурсе юных поэтов, выиграла приз доктора Эрнесто Гевары. К участию допускались дети до шестнадцати лет, но было еще и негласное условие: из семей членов партии. Призом была поездка в Санкт-Петербург в Пушкинскую школу, где преподавали практику стихосложения. Стихотворение у меня получилось не очень хорошее, в нем говорилось об огоньках в Гаванской бухте тихой январской ночью. Я представила себе события, свидетелями которых бухта стала на протяжении последних пятисот лет, и описала их. Метафоры были слабоваты, образы — ребяческие, а удачные места перекликались с прочитанным у Хосе Марти и Гарсии Лорки. Неважное вышло стихотворение, но мой папа хорошо ориентировался в ситуации. Он изменил название с «Ночь в бухте» на «Время быть либо волной, либо частицей» и добавил строчку о квантовой физике. Дело было в начале девяностых годов. На Кубе начинались перемены. Обрывались наши связи с Россией, в Америке избрали нового президента, и некоторое, хоть и недолгое, время все казалось возможным. Для нас наступила не то чтобы Пражская весна, скорее ее слабое подобие. Мое стихотворение привело жюри в восторг. Я выиграла приз и на торжественной церемонии в театре Карла Маркса получила медаль из рук Вильмы Эспин, жены Рауля Кастро. В Петербург, разумеется, я не полетела. Поездка все откладывалась и откладывалась, а уж когда отец стал невозвращенцем, о ней все благополучно забыли. После этого стихов я больше не писала. Однако вся эта история не к тому, чтобы поведать о моей несостоявшейся литературной карьере, или злодеяниях партии, или хитром папе, нет, все это к тому, как много зависит от названия. Стихотворение с названием «Ночь в бухте» никогда бы никаких призов не завоевало, но «Время быть либо волной, либо частицей» в те времена звучало очень круто. Как говорил папа, людям надо дать то, что они хотят, а не то, что им нужно. Надо менять себя, приспосабливаясь к обстоятельствам. Тайный детектив должен пользоваться всеми имеющимися возможностями.