Заново, с новыми силами (СИ)

Оглавление

Злой порысил к командному БТР вместе с тремя другими командирами.

— Короче, Христос сказал привезти в Гагарин тридцать человек, мы ему привезем тридцать! Остальных — в расход.

— Что-о??! — Злой был шокирован этим приказом.

— А ты что, предателей этих жалеть хочешь??! — накинулся на него Виктор, — Забыл, как они тебя ограбили и чуть не убили??! — во взгляде Вяземского министра обороны читалось откровенное бешенство, — Или ты хочешь поговорить с ранеными ребятами, которые на блокпосту были, когда эти мрази стрелять начали??? Они ж, уроды хитрые, под белым флагом подошли! Ах да, ты же этого не знаешь, ты же у нас бухал и страдал! — сплюнул на асфальт Виктор.

— У тебя нет права…

— Христос!.. Дал мне все права!!! И ты должен не строить из себя целку, а выполнять приказ вышестоящего командира!!!..

Злой стоял, как провинившийся школьник, и не мог понять, как ему поступить, и что сказать.

— Кого оставляем? — прервал немую сцену Кащей, который в этой операции взял на себя роль командира второй группы.

— Да мне по хрену! Хоть жребий кидайте! Только сперва выведайте, где у них склады, и вывезите всё до последней пачки макарон! Выполнять! — процедил Виктор сквозь зубы, бросив на проштрафившегося комвзвода презрительный взгляд.

Злой был не в силах отдать своим людям подобный приказ. Он заперся в джипе, и смотрел, смотрел, смотрел на происходящее… Запылали первые дома, прозвучали первые выстрелы. Роль палачей возложили на дебилов — им было все равно, в кого стрелять. Очередную патрию людей выстраивали на площади в линию, монотонно звучали команды «Товьсь! Цельсь! Пли!», произносимые скучающим голосом, и после дружного залпа вся шеренга падала лицом на асфальт с раскроенными черепами. Мужчин просто расстреливали, а кричащих нечеловеческим голосом девушек предварительно затаскивали в кузов Урала, «на попробовать». Тех, кто прошёл проверку солдатнёй, и соответствовал каким-то критериям, оставляли в живых, тех, кому повезло меньше — вытаскивали из машины и волокли на расстрел. Женщины не могли стоять, плакали навзрыд, их одежда была разорванав в клочья, а по голым бёдрам стекала кровь, но дебилов-стрелков это не останавливало. Бросить на землю, и пулю в голову вне очереди — вот и вся недолга.

Злой вцепился побелевшими пальцами в руль, и повторял сам себе «Это враги, это враги, это враги, это враги…», вспоминал, как его пинали ногами, как смеялись Бароновские шлюхи, когда его, ограбленного и униженного, запихивали в машину, но ничего не помогало. Таким вещам не было оправдания, как сильно Злой ни пытался его найти. Он жил в Вязьме, видел этих ребят в мирной жизни, знал, что они — хорошие, веселые и дружные парни, но сейчас, наблюдая за тем, что они творили, Злой испытывал ни с чем несравнимое желание выйти из машины с автоматом в руках, и расстрелять их…

«Господи, ну и урод же я…»

Кровавая вакханалия закончилась под вечер. Половина Гагарина была сожжена, из двухсот человек населения осталось всего тридцать — десять мужиков, которым предстояло занять место батраков, и двадцать девушек, которых в Вязьме особенно ждали. На город опустилась темнота, дождь усилился. Дебилы устали от стрельбы, на площади громоздилась огромная куча тел, которая, в свете огненного зарева, выглядела, как ожившая картина Босха.

«Это враги, это враги, это враги…»

— Да, пусть это враги, — прошептал, наконец, Злой, — Но у нас нет никакого права быть еще хуже, чем они…

Да, бандиты из Гагарина стреляли, но то, что делают сейчас милые и добрые Вяземские ребята — хуже бандитизма. Они ведут себя как эсэсовцы на завоеванной земле.

«Что же мы творим?»: подумал Злой, уткнулся лбом в руль, и закрыл глаза.

17

По возвращении из Гагарина, Злой пошел в сарай, достал оттуда ящик с алкоголем и снова напился. В хлам, в дрова, до беспамятства. Эта ночь полностью выпала у Злого из жизни, а с утра за ним пришли. Двое солдат постучались к нему в дом и сказали, что Злого немедленно хочет видеть Христос, а значит, нужно было быстро одеваться, приводить себя в порядок, и мчаться на прием к вяземскому князю.

— Ты что, снова решил в запой уйти? — набросился Христос, едва Злой переступил порог. Приветствие было опущено за ненадобностью.

— Нет. — мотнул головой гость.

— А что тогда? Что с тобой происходит?

— Со мной — ничего. Христос, слушай, ты не видел, что Виктор со своими там устроили, это…

— А то, что ТЫ там устроил — это почти предательство! — отчеканил Христос, вставая из-за стола и опираясь кулаками о столешницу. Он был не на шутку разъярен, видно, сидел и накручивал себя с тех пор, как ему настучали о неподобающем поведении взводного, — Ты отказался выполнять приказ в боевой обстановке! В иные времена за такое стреляли! Что мне теперь прикажешь с тобой делать, к стенке поставить?…

— Христос, подожди… — Злой чувствовал слабость и обиду от того, что его не слушали, — Там перерезали почти всех, город сожгли…

— И правильно сделали! — рявкнул Христос, выходя из-за стола и начиная бродить по кабинету, — Такое поведение не должно было оставаться безнаказанным! Они накинулись на наших людей, едва не пристрелили Виктора… Я вообще не могу понять. В чем дело, Злой, а? Это же враги! Они напали на твоих людей, которых ты воспитывал, с которыми ты дружил. Что им надо было сделать, отдать себя на растерзание толпе? Или оставить город в покое для того, чтобы у них появился новый начальник, и снова напал на нас? Ты вообще думал об этом?…

Злой стоял, опустив голову, и подыскивая себе оправдания, которые никак не хотели появляться в голове — там была лишь пелена обиды и стыда. Вяземский князь отчитывал своего генерала как провинившегося школьника, и Злой ничего не мог этому противопоставить — хотя бы потому, что сам почувствовал себя в корне неправым. Действительно, делать вяземским солдатам было нечего, на них напали, и они ответили. Умиротворили. С точки зрения логики, они имели полное право сделать то, что сделали — обезопасили границы своего родного города, ответили на нападение, уничтожили враждебное поселение, которое явно не испытывало к Вязьме и ее жителям никаких теплых чувств. Но это только с точки зрения логики…