Лилия с шипами

Оглавление

— Да успокойся же ты, ненормальная! Чего разошлась на голом месте? — попытался остановить меня Саня, но это было уже невозможно.

— Вот именно — ненормальная! Ха! и именно на голом! Насмотрелся на мое обнаженное тело, и теперь думаешь что все, можешь меня обзывать как тебе угодно и делать что захочешь? Запирать меня одну в своем домишке, проверки устраивать — соврала, не соврала…

— Ну, все, истерика… — почти беззвучно произнес Сашка, но я услышала.

— Ах, вот как, истерика, да? — я чувствовала, что меня сейчас просто разорвет от возмущения, не отдавая себе отчета, что это именно она и есть в чистом виде — истерика женская, обыкновенная, неуправляемая. — Да я… Да я вообще, пойду, пожалуй, отсюда к чертям свинячьим, никому я не нужна и мне никто не нужен.

Я как была — в одной рубашке — Сашкины джинсы сохли над плитой, босиком прошлепала к двери и рванула ее на себя. Холодом мазнуло по голым ногам, но это меня не остудило, и я решительно перенесла ногу через порог. Вторая последовать за ней не успела — меня подхватили на руки, и отчаянно брыкающуюся и лягающуюся потащили вглубь дома. Потом бросили на кровать, и не успела она перестать колыхаться подо мной, как щелкнул замок снаружи. Опять запер… Да что же это такое?

— Успокоишься, придешь в себя, постучишь. Поняла? — послышался приглушенный дверью Сашкин голос.

— Да пошел ты… — зло бросила я и сунула голову под подушку в бессильной ярости.

Четвертая глава

Я проснулась среди ночи и долго лежала в кровати, ворочаясь и сердито сопя. Сопела и сердилась в основном на саму себя. И еще — было ужасно стыдно за свое поведение — какого лешего я разошлась и наорала на Саньку? Ему ведь так может и надоесть спасать меня, если каждый раз он будет получать вместо благодарности волну негатива и головную боль от звукового удара в виде моих воплей… В следующий раз надо броситься ему на шею и рассказать, что на самом деле думаю о нем… В следующий раз? Угу. Да он теперь, небось, спит и видит, как бы избавиться от истеричной идиотки, гирей висящей на его шее. Какой же он все-таки хороший…

Неожиданно вспомнились его янтарные глаза, укоризненно глядящие на меня, и сердце непривычно защемило от нежности. Несколько мгновений я наслаждалась этим новым для меня чувством, а потом вдруг поняла, что на меня и впрямь, кто-то глядит. Откинув в сторону одеяло, рывком села в постели и застыла. Тьфу ты… На меня действительно пялилось несколько пар глаз. Искусственных глаз… В упор смотрели со стены кабан, тетерев, и олень, чья голова была приколочена чуть подальше.

В окно прожектором светила луна. Не выдержав, я встала и подошла к голове оленя. Его стеклянные или пластмассовые глаза блестели как живые. Мне стало жутко. Я медленно протянула дрожащую руку и коснулась морды чучела. Осторожно погладила скользкую шерсть и неожиданно для самой себя, расплакалась. Господи, как же мне его было жалко… Как мне было жалко себя. Как мне было жалко Сашу, вынужденного возиться со мной, и который наверняка понял, что я из себя представляю, и как только мы отсюда уберемся, забудет обо мне, как страшный сон… Продолжая рыдать и всхлипывать, я упала обратно в постель и, схватив многострадальную подушку, зарылась в нее лицом.

Как следует, наплакавшись, я попыталась уснуть. Куда там… Сна не было ни в одном глазу. Меня переполняло дикое желание немедленно увидеть Саню, объяснить ему, что я не такая истеричка, какой он наверняка теперь меня считает. Хорошо бы вновь оказаться у него на коленях, прижаться к нему… Часто посещающее меня в последние дни чувство одиночества накатило с такой силой, что стало жутко. Темнота вокруг кровати словно сгустилась, она подкрадывалась все ближе, грозя захватить и задушить меня. Я металась по широкой кровати, то обнимая подушку, то отбрасывая ее, то съеживаясь, то стуча ногами по постели. Наконец, в результате этих манипуляций, я умудрилась запутаться в одеяле. Со страху показалось, что оно таки вознамерилось меня придушить. Извиваясь, как эпилептик в разгар приступа, я кое-как выползла из коварной тряпки, соскочила на пол, и отбежала подальше от кровати. Постояла, слегка покачиваясь от накатившей слабости и избегая смотреть на головы животных, и решительно вышла из комнаты, не обратив внимания, что дверь, оказывается, уже не заперта.

Сашка лежал на диванчике в кухне и, к моему счастью, не спал, бессмысленно таращась на стену.

Я так резко затормозила на пороге, что чуть не пропахала носом пол — внезапно перед внутренним взором возникла картина, от которой меня охватило чувство горячего стыда и, почему-то, возбуждения: я увидела себя со стороны, лежащей на длинной широкой лавке, а мужские руки нежно и осторожно стягивали с меня одежду.

Здравствуй, попа новый год! Это что еще за новости?! Ничего не понимаю. Видение было настолько чужеродным, не моим, хоть и со мной в главной роли, что… Что мне вдруг стало ясно — это мысли Сашки! Я вижу, о чем он сейчас думает, или, скорее, вспоминает… Или мои мозги поплыли окончательно. Но до чего качественно поплыли! Нос защекотал запах мыла и перегретого дерева. Та-ак… К зрительным галлюцинациям добавились еще и обонятельные… Вдохнув поглубже, я поняла, что так оно и есть — запах был лишь в моем воображении. Или, все-таки, не в моем?

Пока я стояла в смятении и старалась разобраться в себе, видение растаяло. Затравленно блуждая взглядом по сторонам, хотела потихонечку выйти, но в это время Сашка что-то простонав, по моему примеру, влез головой под подушку. А его-то чего мает? Или, мне все-таки не привиделось? Метнуться, что ли, в баню, и проверить — есть ли там на стене деревянная маска какого-то урода — не то вождя, не то шамана, которую я сумела рассмотреть в видении? Да ну на фиг… Незаметно все равно из дома не выйти, а если и выйду, еще провалюсь куда-нибудь, с меня станется.