Лунная девушка

• Предыдущая
• 39/110
• Следующая

У меня отчаянно щемило сердце, и в то же время я ощущал странное спокойствие. Наа-ее-лаа, дочь ямадара Сарго-та, была теперь свободна… И я почти не сомневался в том, что она любит меня!

Вскоре меня отвязали, и «зазывала» принялся расхваливать мой рост, выносливость и исполинскую силу. Но начальная цена была слишком высока, к тому же покупатели не хотели рисковать, покупая могучего, но непокорного раба… Я уже приготовился отправиться на рудник, куда сулил продать меня Карит, когда на помост взошел угрюмый старик в невзрачной одежде с клеймом на левом виске.

Он долго разговаривал с появившимся откуда-то Каритом, а потом взглянул на меня со слабым подобием усмешки на тонких губах.

— Так ты не отличаешься послушанием, раб? — процедил старик, оглядывая меня с ног до головы. — Что ж, теперь тебе придется от этого отвыкнуть. Если у меня ты проявишь хоть малейшее неповиновение…

— Что тогда? — прорычал я, сжигая его взглядом.

Моя ярость не произвела на старикашку никакого впечатления. Он скучно уставился на грязный помост и, не повышая голоса, сказал:

— Ляг и лизни мне ногу. Я подумал, что ослышался.

— Я повторю, — так же бесцветно проговорил старик. — Но сделаю это в последний раз. Впредь ты будешь слушаться меня с полуслова. Ляг на живот и лизни мне ногу, раб!

— Лучше сам просунь голову промеж ног и поцелуй себя в зад! — рявкнул я, делая оскорбительный жест.

Не знаю, дошел ли до старого негодяя смысл земного жеста, но слова на языке ва-гасов до него, конечно, дошли. Однако он ни на йоту не изменился в лице, его белесые глазки не утратили прежнего рыбьего выражения.

— Заклеймить, — спокойно распорядился старик, поворачиваясь к охранникам.

На этот раз я стиснул зубы и не издал ни звука, когда раскаленное железо перечеркнуло на моем правом плече первое клеймо и выжгло рядом с ним второе.

Сопротивляться сейчас было бессмысленно, — но когда я останусь со своим «хозяином» один на один, он горько пожалеет истраченных на меня деньгах!

Скажи мне кто-нибудь в тот момент, что вскоре я стану вспоминать позорный помост, сараи для рабов и дикие горы ва-гасов, как некие блаженные райские кущи, — я счел бы такого «пророка» сумасшедшим. Однако он оказался бы совершенно прав…

Часть вторая

В коридоре гостиницы кто-то возмущенно вопрошал, почему в его номер до сих пор не доставили коктейль «Голубой лед»? Голос принадлежал одному из уроженцев Джекары, способных колебанием голосовых связок дробить стекло, и вопли оставшегося без коктейля марсианина заставили меня привскочить на диване.

Джулиан Баском, спавший в глубоком кресле, вздрогнул и открыл глаза.

— Извини, Джимми, я, кажется, заснул…

— Ничего, сэр. Я тоже!

— Я заболтал тебя до полусмерти? Но ты сам виноват — я же просил прерывать без церемоний, когда тебе надоест!

— Но мне ничуть не надоело! — искренне запротестовал я. — Ваш рассказ просто поразителен, сэр! Я как будто сам видел город Ринт и тот помост на рынке…

Баском пристально посмотрел на меня, но ничего не сказал.

— А что было дальше? — жадно спросил я.

— Ладно, если хочешь, я расскажу, но сначала нам не мешало бы подкрепиться. Кстати, как твоя голова?

— Все в порядке, сэр, спасибо!

Мы заказали еду в номер и уничтожили ее почти в полном молчании. Уж не помню, что я ел, помню только, что ел очень быстро. Мне не терпелось услышать продолжение невероятной истории Баскома, а тот время от времени поглядывал на меня со странным выжиданием… Так, как будто я должен был рассказать ему что-то, а не он мне.

— Если ты сумел увидеть рыночную площадь Ринта, может, ты сумеешь увидеть и тамошнюю тюрьму? — вычищая хлебной коркой остатки мясной подливы, наконец проговорил он. — Хотя, по правде говоря, верхняя угловая камера Окраинной ринтской тюрьмы относится к числу тех мест, о которых я предпочел бы забыть…

Глава первая

Верхняя угловая

Квадратная каменная комната футов сорок на сорок освещалась сквозь два зарешеченных окна в потолке; вдоль одной из стен проходил водосточный желоб, и к этой стене была прикреплена железная цепь. На конце цепи я увидел нечто вроде собачьего ошейника из толстой кожи и металлических пластинок.

Стражники бросили меня рядом с желобом, защелкнули у меня на шее ошейник и повернули ключ в его замке. Старикашка — теперь я знал, что это никто иной, как начальник тюрьмы — внимательно наблюдал за этой процедурой своими бесцветными глазами. По его знаку стражники перерезали веревки, до сих пор стягивавшие мои руки и ноги…

В тот же миг я кинулся на старика, но цепь, зазвенев, отбросила меня назад. Меня посадили на привязь, как собаку!

— Карит говорил, что ты пытался его задушить, — наблюдая за моими попытками порвать ошейник, негромко произнес старик. — Что ж, ко мне в Окраинную тюрьму попадало немало буянов. Я видел скинов, вообразивших, будто в городах калькаров им дозволено ходить посреди мостовой. Я видел рабов, осмелившихся поднять руку на своих хозяев. Я видел убийц, разбойников и воров, считавших себя недосягаемыми для правосудия. И я видел, как все эти униты горько раскаялись в своих заблуждениях. Скоро я увижу твое раскаяние, раб.

— Не дождешься! — сквозь зубы прорычал я. Но старик продолжал так, как если бы я ничего не сказал:

— Я поспорил с Каритом, что не успеет кончиться ула, как ты будешь выполнять любое мое приказание. Если я выиграю, Карит вернет полученные за тебя деньги…

— Тогда заранее простись со своими деньгами, ублюдок!

Старикашка целую вечность смотрел на меня ничего не выражающим взглядом, потом молча повернулся и вышел, и стражники последовали за ним.

• Предыдущая
• 39/110
• Следующая