Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова)

Оглавление

132

Спать улеглись пораньше, чтобы получше выспаться.

С первыми лучами солнца в пещеру вызвали Гильденстерна. Он вошел как-то бочком, мокрый, продрогший, невыспавшийся и жалко покорный. Мообс был прав: со своим отвислым брюшком, длинноногий и короткорукий Гильденстерн действительно смахивал на кенгуру.

Ему дали горячего кофе, полную тарелку свиной тушонки. Он поел, напился, обсох, согрелся — и ожил.

Зато когда Фламмери сообщил ему задание, разработанное для него стратегическим гением Фремденгута, Гильденстерн помертвел. Не в силах вымолвить ни слова, он умоляюще воздел свои ручки с плетеными из травы кольцами на коротеньких мясистых пальцах к безмятежно-ласковому мистеру Фламмери.

— Хорошо, — благосклонно промолвил Фламмери, — не в моих правилах заставлять людей делать то, что им не по душе. Это было бы бесчеловечно. Можешь считать, друг мой, что ты не получил от меня никакого задания.

Гильденстерн снова ожил.

— Но теперь мы видим, — продолжал тем же ровным голосом Фламмери, — что в отношении тебя прав был, к сожалению, не я, а мистер Егорычев. Ты действительно не годишься ни в старейшины Нового Вифлеема, ни тем более в старейшины всего острова. Я вознес только что молитвы господу нашему, и господь велел мне выдать тебя твоим односельчанам. Мы будем все молиться, чтобы смерть твоя была достаточно легка. А пока иди с миром и пришли сюда Розенкранца, которому господь, видимо, уготовил первое место среди старейшин Нового Вифлеема.

Гильденстерн тоскливо оглянулся кругом. На него с холодным любопытством смотрел Мообс. Фремденгут с Кумахером не обращали на него ни малейшего внимания. Они о чем-то деловито беседовали по-немецки. Кончив разговор, Кумахер вышел на воздух, — следовало поторапливаться с утренней зарядкой.

— Не надо посылать за Розенкранцем, сэр, — сказал Гильденстерн, с напряжением глотнув воздух. — Я сделаю все, что вы мне приказали…

Он помолчал, присел на корточки, искательно заглянул снизу в светло-шоколадные глазки страшного белоголового.

— И тогда я снова буду старейшиной Нового Вифлеема?

— Ай-ай-ай! И тебе не совестно сомневаться в моих обещаниях, Гильденстерн? — отвечал Фламмери с мягкой укоризной. — Ты будешь старейшиной Нового Вифлеема… Ты будешь министром всего острова… В том порукой господь наш, приявший за нас муки на кресте. Иди же, брат мой, и выполни все в точности — слышишь, в точности! — так, как тебе сказано. Ты будешь министром. Быть может, если ты и впредь будешь старательным и богобоязненным человеком, господь повелит мне даже назначить тебя королем всего острова. Иди с миром!.. Я рад, я счастлив, что не ошибся в твоих высоких моральных качествах, возлюбленный брат мой!..

И мистер Фламмери в состоянии неописуемого душевного подъема осенил обмякшего Гильденстерна размашистым пастырским крестным Знамением.

XVIII

Только рассвело, как в другую пещеру, внизу, в долине, наведался Гамлет Браун пожелать доброго утра Егорычеву и Смиту, узнать, не требуется ли чем помочь. Он принес десятка два превосходных бананов, кокосового молока. Позавтракали. Снова угостили Гамлета рыбными консервами, которые ему еще третьего дня в Большой мужской хижине пришлись по вкусу. Вскипятили на сухом спирту кофе, попробовали его с кокосовым молоком, — не понравилось. Вскрыли банку сгущенного молока; Посоветовались с Гамлетом насчет парнишки, которому можно было бы поручить следить за Фремденгутом. Гамлет обещался сейчас же кое с кем потолковать и прислать на выбор двоих-троих, хоть пятерых храбрых и толковых ребят.

Затем Егорычев отправился с Гамлетом проверить, бодрствуют ли дозорные, выставленные еще накануне, сразу после ливня, на всех подступах к Новому Вифлеему, и обнаружил, что посты остались только на южных и восточных подступах. Северные дозоры отец Джемс ночью собственной своей властью снял, так как по-прежнему был непоколебимо убежден, что опасность может грозить его селению только со стороны людей Эльсинора, Эльдорадо и Зеленого Мыса, но никак не из Священной пещеры.

Пока Гамлет побежал восстанавливать снятые посты, Егорычев поспешил обратно в пещеру. Надо было предупредить Смита, чтобы он ни в коем случае не выходил безоружным. Надо было, кроме того, договориться ни в коем случае не оставлять боеприпасы без присмотра.

Уже, в какой-нибудь полусотне шагов от пещеры Егорычев услышал за спиной еле заметный шорох. Он резко обернулся и увидел перед собой вынырнувшего из кустов Гильденстерна, полного жалкой ярости отчаяния. В правой руке возлюбленный брат мистера Фламмери высоко занес складной нож с плоским стальным черенком, тот самый, которым вчера был зарезан бедняга Джекоб Кид.

Некогда было выхватывать пистолет из кобуры. Егорычев метнулся в сторону, сбоку схватил Гильденстерна за руку, пытаясь вырвать нож, и в то же время подставил ему подножку. Гильденстерн мягко рухнул на траву, увлекая за собой и Егорычева. Теперь ему, наконец, удалось вызволить руку. Он неловко размахнулся и ударил Егорычева ножом в правую ногу, потом изловчился и полоснул по тому месту кителя, где под глухо звякнувшими орденами и медалями бешено стучало сердце.

От резкой боли Егорычев на минуту-две потерял сознание. Но Гильденстерн, убежденный в безотказной смертоносности оружия, врученного ему самим белоголовым, решил, что Егорычев мертв. Он вскочил на ноги, вложил два пальца в рот и пронзительно свистнул. Это был сигнал притаившемуся на просеке, почти у самого входа в деревню, Фремденгуту, что первая и, пожалуй, наиболее решающая часть похода против анархии и безбожия на острове Разочарования успешно решена. Марксистский смутьян и террорист Константин Егорычев больше уже не стоял поперек пути западной цивилизации. Сопротивление ее победоносному продвижению на острове было обезглавлено.