Египетский манускрипт

Оглавление

Беглянка Фекла отправилась сначала в Антиохию, оттуда – дальше на юг. По пути она без устали проповедовала учение Иисуса Христа и творила чудеса. Змей и львов она, правда, более не укрощала, но непритязательной сирийской публике нравилось.

Весь путь девушка прошла пешком. И на то, чтобы преодолеть попавшийся на дороге невысокий горный хребет, сил уже не оставалось. За горами лежало селение – дымы его очагов манили бедняжку Феклу уж точно не меньше, чем нас на пятый день нашего верхового путешествия…

Оставалась единственная возможность – девица пала на колени и стала просить Господа о помощи. И тут-то произошло чудо, раз и навсегда решившее транспортные проблемы местного населения: горный хребет, по которому раньше приходилось карабкаться на четвереньках, проклиная все и вся, вдруг раскололся – и возник узкий проход, по которому Фекла и вышла к селению. Слово «Маалюля» как раз и означает по-арамейски «проход», или «вход».

Я где-то читал, что у христианских народов в обычае было назначать для всякой профессии святого-покровителя. По-моему, эта самая святая Фекла – идеальная покровительница стройбата, двое солдат из которого, как известно, заменяют экскаватор. Дочь римского наместника переплюнула любую землеройную машину! Впрочем, специально для любителей экзотики – можно присвоить святой ранг покровительницы укротителей, с учетом ее подвигов в родительском доме.

Святая Фекла поселилась в небольшой пещере у источника – и долгие годы прожила в ней. Туда приходили люди, и она крестила уверовавших водой из источника и исцеляла больных.

На месте этой пещеры и стоит сейчас православный монастырь – тот самый, куда привел нас через три моря пергамент, составленный безвестным российским этнографом. Не верите? Сами посчитайте: Черное, Мраморное и Средиземное. Три и есть.

Но хватит, пожалуй, о святой Фекле. Не сомневаюсь, что она была достойной, порядочной женщиной, и почитают ее не зря; но мы-то сюда не для этого приехали? Да, и четвертый день сидим здесь, болтаемся, изнывая от безделья, по окрестностям, изучаем достопримечательности. Их хватает, но – увы, в ту единственную, куда нам на самом деле нужно, пока не пускают. Монастырь Святой Феклы неприступен как крепость – по-моему, в отсутствие матушки настоятельницы туда даже паломницам хода нет, не говоря уж о паломниках. Нет, с «долгом странноприимства» (не от слова «странно» а от слова «странник») у монахинь все в порядке: в Маалюле имеется гостевой двор монастыря, вмещающий немало народу, – и он постоянно переполнен. А вот сам монастырь – увы. Посторонним вход запрещен.

А мы как раз и есть посторонние. Вчера от нечего делать шлялись по здешнему базару. Лучше бы мы этого не делали – я теперь опасаюсь, что для обратного путешествия нам понадобится уже не одна арба. На базаре мирного в общем-то и в массе своей христианского города – роскошнейший оружейный ряд. Я поначалу удивился, но потом вспомнил, какой город находится всего в полусотне километров. А это, на секундочку, Дамаск.

«Дамасская сталь» – это давным-давно уже не эксклюзивный бренд тамошних оружейников, а термин. И куют ее по всему миру, не только в Сирии. Но местные мастера от этого работать не разучились.

Сабли, кинжалы, топорики, выпуклые, усаженные шишками щиты, ножи, ножи, ножи и опять сабли. К лавкам с огнестрельным оружием мы так и не дошли, намертво застряв среди гор Холодного Железа. Цены… вы не поверите. Домой мы шли в сопровождении носильщика, а охапку клинков пришлось увязывать веревкой. Отец все предвкушал, как изойдут слюной его друзья-реконструкторы из кавалерийских клубов.

Кстати, здесь он исполнил одну свою давнюю мечту. Ну кто бы подумал, что на восточном базаре можно найти классическую европейскую трость-шпагу? А именно ее отец и откопал под завалами клинков в третьей по счету лавке. Шафт из ливанского кедра, набалдашник слоновой кости, отделанный темным серебром. И острый как бритва клинок верных семидесяти сантиметров в длину – не пижонский шампур, а полноценное лезвие, которым одинаково удобно и рубить и колоть. Иссиня-черный, прихотливо исчерченный темно-серыми разводами дамаскатуры металл не портили ни гравировка, ни позолота. Заточка была полуторной – с одной стороны клинок отсверкивал бритвенной остротой почти до самой рукояти, а с другой – лишь на первую треть своей длины. Отец несколько раз крутанул им перед собой в «мулинэ» – араб-торговец одобрительно смотрел, а потом скинул десять драхм от запрошенной цены…

Дома нас ждал долгожданный сюрприз в виде записки из гостевого дома монастыря Святой Феклы. Матушка настоятельница вернулась наконец из Дамаска (лично я вижу в таком совпадении знак судьбы) и примет нас завтра вечером, после чтения Апостола. Еще бы знать, что это значит: и спросить нельзя (заподозрят, не поверят: а как же – у паломника все эти премудрости от зубов должны отскакивать!), и опаздывать не хочется – кто ее знает, эту матушку настоятельницу: вдруг обидится и промурыжит еще недели две?

Ну да ничего, как-нибудь прорвемся. И очень кстати тут придется наш сосед, который отставной лейб-улан. Он хоть и паломник, а мужик здоровенный – и, в рассуждении своего лейб-гвардейского прошлого, хлебного вина не чурается. Вот он нам все и обскажет. Сам не знает – у спутниц своих выяснит, тем-то точно все ведомо. Вообще правильный мужик. Вчера вечером они с отцом разговорились у дома – выяснилось, что Антип (так зовут отставного лейбгвардейца) направился в Сирию больше от безысходности, чем от православного рвения. Нет, он, конечно, человек глубоко верующий, но… благочестие – это не его, сразу видно. Выйдя со службы, Антип порывался сначала открыть лавочку (отставные гвардейцы не бедствуют, жалованье в полку на уровне, да и пенсиона за крестик, полученный в Балканской кампании, вполне хватало на пропитание), однако с торговлей не заладилось. Жил бобылем, хотя жену найти не представлялось проблемой: мужик видный, гвардеец, да и карманы не пусты. Мало ли в Рязани скучающих вдовушек?