Египетский манускрипт

Оглавление

Все трое обернулись, и…

Барон, увидев в дверном проеме девушку, застыл. Ольга стояла в коротенькой – чуть выше середины бедер, прозрачной рубашке, отделанной лиловыми кружевами; ткань ее больше всего напоминала туманную дымку. Остальное… оно тоже было лиловым, кружевным, а в разложенном виде уместилось бы на странице книжки, причем свободного места осталось бы еще много. Ножки нахалки обтягивали прозрачные лиловые чулки в мелкую сетку; наряд довершали туфельки на немыслимо высоком тонком каблуке. Надо ли говорить, что и губы и ногти, при взгляде на которые Никонов вспомнил о панночке из «Вия», тоже были лиловыми?

Из прихожей донесся невообразимый звук – то ли писк, то ли сипение, то ли кашель. Яков, красный как рак, замер в дверях, не в силах шевельнуться и оторвать глаз от возмутительного зрелища. А Ольга, поймав его взгляд, вызывающе улыбнулась и слегка качнула бедрами.

– Ну что, барон? Довольны?

Лейтенант, будто пружина, соскочившая со стопора, бросился к Ольге, с грохотом повалил стул… кинулся назад, к столу, сорвал скатерть, – на пол посыпались тетради, ложки, со звоном разлетелся стакан, – и вновь к девушке, укутывая ее скатертью, будто сетью…

Очнувшийся барон бочком-бочком пробрался к выходу – и выскочил в прихожую, потянув за собой Якова. Оба опомнились лишь на углу Спасоглинищевского, в полусотне шагов от флигеля.

– Да, брат… – вздохнул барон. – Экий, видишь ли, конфуз… а барышня-то – огонь! Ну и нравы у них там, в будущем! Бедный Серж…

Яша молчал, преданно глядя на Корфа. Только в глазах его прыгали чертенята.

– Ну ладно, пойдем, что ли. Они там без нас разберутся. Однако предвижу перемены в жизни моего старого товарища… Так, что там у тебя по бельгийскому подданному? – внезапно сменил тему барон. – Что-нибудь удалось разузнать?

– Пока ничего, господин Корф. Но скоро все по-другому будет! Знаете, барышня, – и Яша невольно оглянулся назад, – дня три назад передали мне кой-какие из своих приспособлений. Теперь-то уж я постараюсь…

– Видел я эти приспособления! – хохотнул барон. – По гроб жизни помнить буду! Помирать стану – не забуду!

– Да нет! – затряс головой Яша. – Вовсе не то, господин Корф! Это такие штучки – ну, коробочки, – они могут и речь записывать, как на фонограф, и картинки. Как аппарат фотографический, только картинки движутся. И маленькое все такое! Вот, смотрите!

Яков вытащил пластинку фотокамеры и стал показывать изображения на небольшом, с половину почтовой открытки, экранчике. Корф так увлекся зрелищем, что совсем загородил тротуар; редким прохожим приходилось ступать на мостовую, обходя его.

– Толково напридумывали, что и говорить. – Барон наконец оторвался от удивительной коробочки. Теперь они неспешно шли в сторону Маросейки. – Да и штучки эти женские… – Барон мечтательно причмокнул. – Ну да ладно, о чем это я… а! С чего это ты мадемуазель Ольгу каждый раз провожаешь? Она что, сама добраться от Гороховской не может? Куда уж, кажется, проще – взяла извозчика и…

– Они в одиночку через портал ходить не хотят! – ответствовал Яша. – Говорят – их при переходе страх охватывает, сил нет. И чтоб одна – ни за какие коврижки!

– И все? – спросил барон. – Только в этом дело?

– Не только, – помотал головой Яша. – Она одна пройти не может. Раньше и у мадемуазель Ольги, и у господина лейтенанта было по бусинке. А теперь барышня свою отдали – этому Геннадию. Вот и приходится мне ее водить. Господину лейтенанту самому некогда – они меня и посылают, с шариком…

– А тебе, я вижу, этот Геннадий не нравится, – заметил барон, от которого не укрылась гримаса собеседника.

– Да ну его, – махнул рукой Яша. – Да с чего он мне должен нравиться? Он что, рубль серебряный?

– Ну, гляди сам. Я-то его не видел, только со слов Сержа и знаю, судить не могу. Одно скажу – дела мы большие затеваем, тут без доверия никак.

– Да я что, я ничего…

Яше страсть как не хотелось развивать тему. Бог дал человеку два уха и один рот, чтобы он больше слушал и меньше говорил, как говаривала покойная тетя Циля. Пусть уж господин лейтенант и барышня с этим Геннадием разбираются.

Барон задумался, а потом продолжил:

– И ты, значит, туда-сюда каждый день ходишь?

– Хожу, – подтвердил Яков. – Барышня каждый день к господину лейтенанту бегают. А я ее провожаю, а потом, вечером – обратно.

– Слушай, Яков, – голос барона звучал просительно, что никак не подходило к его решительной физиономии, – а меня ты туда не сводишь? В будущее? Я уже неделю только об этом и слышу, а сам еще не видел. Сержу, понимаешь, недосуг, а Роман – тот как ушел, так больше и не появлялся. А я-то надеялся, что он мне экскурсию устроит! Так, может, ты? Я в долгу не останусь…

– Я? Вас? В будущее? – в замешательстве переспросил Яков. – Да как же так, господин Корф! Я сам дальше Гороховской там и не ходил! Ну да, людей видел, машины эти… без лошадей. И все! Я сам ничего не знаю!

– Ничего. – Барон потрепал юношу по плечу. – Мы с тобой, брат Яков, не лыком шиты. Не пропадем. Да вот прямо сейчас и пошли – чует мое сердце, Серж от красотки Ольги не скоро оторвется…

– Итак, товарищи… – Голос Геннадия звучал сухо; слово «товарищи» он выговаривал с легким нажимом. – Мы получили наконец свободный проход на ту сторону. Так что начинаем работать всерьез. Дрон, Вероника, завтра – ваш выход. Готовы?

Члены группы, к которым он обратился, кивнули. Остальные завидовали – особенно Дрону, который уже раз побывал в прошлом.