Всемирный следопыт, 1929 № 11

Оглавление

Громкий насмешливый хохот приветствовал мое падение. К первому голосу тотчас же присоединился второй, за ним третий и так должно быть до дюжины. Вся роща как сумасшедшая заливалась смехом, и смех этот был до того заразителен, что хохотал и Джон с подпрыгивающей на палке змеей, и я сам, поднявшись с земли и потирая колени.

— Тьфу, чорт! — воскликнул я, когда веселье несколько поутихло. — Ваш Яшка не только будить, но и уморить со смеху может. Кажется ни один клоун никогда не выступал с таким успехом у публики, как я сейчас.

— Если верна австралийская статистика, — говорил Джон, таща на палке мертвую змею, — у нас за год приходится около пятисот укусов на три миллиона жителей.

Когда мы с украденным у Яшки трофеем предстали перед хозяином, последний чрезвычайно обрадовался.

— Да, да, она самая, — бормотал он, разглядывая змею. — Представьте, все время околачивалась вокруг нашего дома, раз даже в печь залезла для отдыха. Только вот она одна наша защитница, — и хозяин погладил мурлыкавшую подле него кошку, — спасала нас своими когтями от непрошенного гостя. Да, что же я! — вдруг вспомнил он. — Вы с трофеями, да ведь и я тоже.

С этими словами он вышел из комнаты и через минуту вернулся, держа за длинный хвост какого-то пестрого зверка.

— Хорек, сумчатый хорек, — отрекомендовал он нам свою добычу.

— Странный хорек! — подивился я. — Скорее похож на большую крысу.

Сели завтракать вчетвером: мы двое и хозяин с хозяйкой. Младший сын еще спал, старший был уже в поле с рабочими. Завтрак состоял из вяленого кролика — злейшего врага хозяина, простокваши, сыра, масла и… одного яйца, но яйца величиною с детскую голову.

— Яйцо эму, — представил мне его Джон.

Мы вчетвером так и не осилили этого яичка. Оно равнялось вероятно десяткам двум куриных яиц, и скорлупа его настолько толста, что из нее здесь выделывают прекрасную посуду.

III

Лагерь летучих собак. — Живой вихрь. — Килегрудые и плоскогрудые. — Из ползунов в летуны.

Хозяин дал Джону некоторые указания относительно дальнейшего пути.

— Можно было бы значительно сократить ваш путь, — нерешительно добавил он, — но дорога тут неважная, болотистая, да к тому же лесом через «лагерь» придется проезжать.

— Лагерь? Чей лагерь? — спросил я старика.

— Собак летучих. Это такие мыши летучие — с собачьей мордой. Они тут облюбовали лесок один, с квадратный километр будет, ночью на кормежку вылетают, а на день со всей округи в лесок слетаются, спят, подвесившись вниз головой на ветках. Тоже соседство не из приятных, — опять заворчал он. — Правда, зверки полезные — насекомых уничтожают, но зато и до плодов иногда добираются. Ночью-то как устережешь? Да случается и гнезда птичьи разоряют, яйца выпивают.

— Обязательно, Джон, едем через «лагерь», — заявил я, лишь только мы покинули ферму. — Посмотрим, как ведут себя днем летучие собаки. К слову сказать, удивительная страна ваша Австралия! Все здесь шиворот навыворот: хорьки в виде крыс, мыши вроде собак, медведей не отличишь от ленивцев, звери несут яйца и детенышей в сумках таскают, птицы — то без крыльев, то шерстью обросли, то будильниками служат, то термометрами, кукушки выглядят фазанами, совы кричат кукушками… Какое-то столпотворение вавилонское!

Местность понижалась. К фикусам и пальмам все чаще стали примешиваться эвкалипты, эти любители влаги. Вязкая болотистая почва звонко хлюпала под копытами лошадей.

— Смотрите! — указал мне Джон.

На сучьях деревьев, среди листвы, словно плоды на ветках, чернели тела летучих собак. Уцепившись когтями за ветви, они висели мордочкой вниз. На некоторых особенно излюбленных деревьях они красовались целыми гирляндами. Их было здесь много тысяч. В просветах между вершинами деревьев можно было видеть реявших в небесах ястребов и других пернатых хищников, высматривающих, когда колебание листвы предательски обнажит черную точку, чтобы камнем на нее обрушиться.

— Не пугайтесь! — предупредил меня Джон и, быстро вскинув ружье, выстрелил в одну из маячивших перед ним темных точек.

Мгновенно гигантская живая туча скрыла от глаз свет. Черный вихрь закружился вокруг нас. Что-то бешено металось кругом, хлестало в лицо, цеплялось за нас и за коней. Воздух наполнился своеобразным режущим звуком, диким верещанием, словно тысячи напильников скребли по стеклу.

Перепуганные кони, храпя и брызжа болотной тиной, живо вынесли нас из этого ада. Потревоженный «лагерь» остался позади, и, оглянувшись, мы видели лишь отдельные тени, косившиеся между ветвями деревьев в поисках, где бы им вновь прицепиться.

Змея, раскрыв пасть, пыталась ужалить хохотуна.

Когда кони пошли спокойной рысью, я обратился к Джону:

— Продолжим беседу. Какие у вас еще вопросы?

— Мне хотелось бы знать: произошли ли летающие птицы от бегающих, или наоборот, бегающие от летающих?

— Когда-то об этом ученые спорили, но скоро пришли к заключению, что бегуны произошли от летунов. Часть птиц, спустившись на землю, стали бегунами, развив ноги за счет ослабления крыльев. В науке бегуны получили название плоскогрудых, а летуны — килегрудых. Мощные крылья летунов должны приводиться в движение соответственно сильными мышцами, которые должны получить прочную опору в костяке птицы. И вот местом прикрепления летательных мышц и служит киль — костяной выступ в виде пластинки вдоль грудины. У бегунов вследствие атрофии крыльев почти исчезли и летательные мышцы, а с ними и киль: грудина стала плоской.