Ошибка грифона

Оглавление

– Что ты тут делаешь? – внезапно раздался голос за спиной у Арея.

Даже не оборачиваясь, Арей узнал Лигула. У него был неприятный, стеклянный какой-то голосок. Вроде бы и ласковый, и участливый, но ужасно противный. Арей любил искренних стражей, у которых всякое слово равно чувству. Хорошо стражу – хохочет. Плохо – огрызается, забивается в угол. Пусть даже кричит, ругается, но не хитрит и не выдавливает улыбку.

С Лигулом все было иначе. Он обволакивал, втискивался в душу. Расспрашивал, всегда узнавал подробности и никогда ничего не забывал. Любил подружиться, а потом предать. Причем и дружил, кажется, искренне, и предавал искренне. Все это у него как-то сочеталось.

Арей иногда думал о Лигуле и удивлялся, как много подлости в нем умещается. Бездна подлости. Океан. Но раз столько подлости, значит, столько же было в нем в момент творения чистоты, искренности, радости. Потому что для подлости тоже нужна глубина, а глубина всегда задается изначально.

Сейчас же с Лигулом вообще нереально было общаться. Стоило, положим, Арею случайно упомянуть при нем, что у него паршивое настроение, как Лигул сразу выкатывал глазки и хватал его за руку:

– Ах! Ты устал! Ах! Ты заболел!

Проходил день или два. Арей уже успевал забыть, что когда-то там жаловался на настроение, но Лигул помнил. И при случае будто случайно заявлял Кводнону:

– Арей хочет вернуться к свету!

Кводнон вздрагивал и, поворачиваясь, пристально смотрел на Арея:

– Ты хочешь вернуться? Арей, почему?

– Куда вернуться? Я ничего такого не говорил, – торопливо возражал Арей.

– Ну Арей, ты же говорил, что у тебя скверно на душе? Говорил или нет? Вот я и подумал, что ты скучаешь без света, – пищал Лигул.

Кводнон больше не слушал Лигула. Про Лигула он давно все знал и едва ли заблуждался на его счет. Он смотрел на Арея. Арей же старался не смотреть на Кводнона. Тот гибок и силен, его тонкое лицо исполнено нервной красотой мысли, но последнее время с ним что-то происходит. Половина лица становится менее подвижной. Кожа обвисает, точно мумифицируется, и это страшно вдвойне, потому что другая половина лица остается такой же прекрасной, как тогда в Эдеме, когда многие пошли за ним, пораженные невероятной красотой, которой полыхало это озаренное светом вдохновенное лицо. Тогда они подумали, что это свет самого Кводнона. Но он оказался лишь отблеском.

– Разве мы не ушли все вместе? Разве это не было нашим общим решением? Разве мы не собираемся проложить СВОЙ ПУТЬ? – спрашивал Кводнон медленно и страшно.

– Да, – эхом откликался Арей. – Свой путь!

Он не кривил душой. Он действительно собирался прокладывать свой путь. Только не понимал, почему должен прокладывать его с такими, как Лигул.

Сейчас, на камне над рекой, Лигул топтался рядом с Ареем. Пытался заглянуть ему в лицо, но Арей стоял на краю утеса, и забежать вперед Лигул никак не мог. Да еще эти раскинутые крылья! Арей скрыт за ними как за щитом.

– Что ты тут делаешь? – нетерпеливо повторил Лигул.

– Стою, – ответил Арей, по-прежнему глядя лишь на воду.

– И все?

– А что ты хочешь, чтобы я делал?

Лигул некоторое время ждал продолжения, но, увы, продолжения не было. Арей старался отвечать кратко, потому что Лигул даже из одного слова мог вылепить невесть какие конструкции лжи.

«Арей стоит! – скажет он Кводнону. – Арей, ты признаешь, что ты стоял? Я ведь не искажаю факты? А ведь обычно ты такой деятельный! Когда деятельные люди стоят, они что-то задумывают, не так ли? Расскажи нам с Кводноном, что ты задумал! Может, тебя что-то тревожит? Мы же друзья!»

Арей, конечно, что-то прорычит. Он не считает Лигула другом, да и Кводнона теперь тоже. Но говорить об этом нельзя. Лигул сразу зацокает язычком. Его маленькое личико выразит искреннее огорчение.

«Ты злишься, Арей? Почему? Ты нам не доверяешь? Может, объяснишь почему?»

Но сейчас всю эту цепочку было не раскрутить. Арей просто молчал, и Лигула это выводило из себя.

– Значит, крылышки сушишь? – невинно спросил он.

Голос у него был дружеский, участливый. Но Арея этим было не обмануть. Он понимал зависть Лигула. У Лигула крылья отпали одним из первых. Облетели как осенние листья. Некоторое время на лопатках еще сохранялись культяпки, похожие на присохшие к ветке черенки скелетированных листьев. Все ждали, пока они исчезнут, но культяпки почему-то не исчезали. Напротив, они укорачивались, толстели, сливались со спиной и при каждом шаге вздрагивали, как подушки жира. Арею уже понятно было, что со временем жир слежится и образует горб.

– Да, – ответил Арей. – Сушу. Ты как всегда наблюдателен.

Иронией Лигула не прошибить. Он и иронию умеет использовать во вред. Главное, что Арей заговорил. Неуязвимо только молчание. Когда же Арей говорит, всегда можно найти лазеечку для змеиного жала.

– Да, – мягко согласился Лигул. – Наблюдательности у меня не отнять. Я замечаю… только не обижайся… ты стал летать как-то хуже… Нет, все так же быстро, я не спорю… Но что-то стало пропадать. Какая-то, знаешь, легкость полета! Раньше ты летал как мастер, а сейчас – как умелый ученик… Да и перья, знаешь, какие-то ломкие стали. Вот еще одно выпало. Ай-ай!

Лигул наклонился и, подняв с камня крохотное перышко, смиренно протянул его Арею. Двумя пальчиками протянул. Мизинец с длинным аккуратным ноготком предупредительно отставлен. Арей покосился на перо. Да, сомнений нет. Это действительно перо из его крыла. Не птичье, не какое-нибудь еще. Его перо.