Ошибка грифона

• Предыдущая
• 30/104
• Следующая

– Зато Брунгильда хороша. Ее даже не надо особенно готовить. Со своим настоящим копьем она будет просто чудеса творить, – сказал Эссиорх.

Фулона вернула Люля отцу и, зачерпнув с травы немного мокрого снега, умылась им.

– Это да. Но это если вовремя найдется обижаемый жучок, – сказала она.

– И какой вывод? – спросил Эссиорх.

Фулона помолчала. Ей очень не хотелось отвечать.

– Неутешительный вывод. В таком составе мы обречены. Нам нужна двенадцатая валькирия! Причем, похоже, именно та, которую предлагала бывшая одиночка, – сказала она.

Глава восьмая
Страж с опытом ошибок

«В юности отрезало трамваем ногу; потом любимая девушка покинула, и Шергин дал обет иночества; потом пятнадцать лет слепоты и пожизненное одиночество. Поэзия выбирает себе верных духовных певцов. Сладко ли было такую жизнь перейти и не ошибиться, не споткнуться, не зажалобиться? Казалось бы, выгореть должна душа, испепелиться, покрыться мраком, излиться желчью, все вытравливая на своем пути, на доверчивых сердцах выжигая язвы. А тут выработал человек свой нравственный урок и упорно следовал ему до края: «Лукавый ведь может просунуть в сознание тебе: «Вот-де мне что приходится выносить! Вот-де что я терплю!» Вот эта собственная бешенина и застит нам глаза, не дает понять, что не мы терпим, не я терплю, а от меня и только от меня терпят».

Владимир Личутин о Борисе Шергине. – Цит. по: Душа неизъяснимая // Литературная учеба. 1980. № 5.

Исчезновение грифона было чем-то экстраординарным, разом потрясшим Эдем и ударившим сразу по всем. По Дому Светлейших бегали стражи. Даже у Троила лицо выглядело опрокинутым. Порой он застывал и на несколько мгновений закрывал ладонью глаза.

Мефодий уже четверть часа не мог поговорить с Троилом. Ему мешал подпрыгивающий златокрылый с длинным подбородком, ходивший за генеральным стражем как приклеенный. Троил негромко отдавал приказы, а златокрылый, слушая, кивал. Если кивок выглядел решительным, значит, приказ не вызывал возражений. Если же у высокого стража имелось на этот счет собственное мнение, кивок приобретал извилистые очертания, точно страж вычерчивал подбородком в воздухе вопросительный знак. Троил, видя это, начинал разъяснять, и разъяснял до тех пор, пока кивок златокрылого не приобретал решительности. Мефодий заметил, что генеральный страж прихрамывает и, морщась, часто потирает плечо и ключицу. Видимо, ушибся, когда, сбитый с ног грифоном, был брошен на плиты.

«А ведь это Троил закрыл меня от грифона!» – вспомнил Буслаев, преисполняясь самой искренней благодарности.

Вспомнив о Мефодии, генеральный страж остановился, намереваясь что-то ему сказать. Однако, воспользовавшись паузой, высокий страж быстро затарахтел, правой рукой делая смешные движения, словно разрезал свою речь на кусочки и каждую мысль сгребал в отдельную кучку.

Троил, направившийся было к Мефу, отвлекся, принялся спорить, а потом, сделав Мефодию знак подождать, сердито отступил к транспортной руне и исчез в ослепительной вспышке. Златокрылый торопливо последовал за ним, продолжая сгребать невидимые кучки.

– Это Гладий, помофник геневального страва! Уфясный зануда! – сообщил кто-то Мефу.

За спиной у Буслаева стояла Шмыгалка и протирала флейту о свою розовую кофточку. Это была самая нелепая розовая кофточка во всем Эдеме, но Мефодий не позавидовал бы тому, кто даже из лучших побуждений сообщил бы об этом Шмыгалке.

– А почему Троил его терпит, если он зануда? – спросил Меф.

– Я сама долго не могла понять, а потом разобралась. Объясняя фто-то Гладию, Троил объясняет это и себе. А когда фто-то себе объясняеф вслух, видиф недофеты!

Глаза Эльзы Керкинитиды скользнули по лицу Мефодия и, конечно, сразу обнаружили испарину.

– Тебе фарко? – спросила Шмыгалка.

– Да, – признал Меф, вытирая лоб.

– Я так и поняла. Иди сюда!

Она завела его за колонну, и Мефодий увидел большую металлическую ванну, установленную на кирпичных ножках в полуметре от пола.

– Забирайся! Там сухо! Оно и без воды работает! – потребовала Шмыгалка.

Буслаев послушно забрался в ванну. Там и правда было сухо и прохладно, но почему-то пахло рыбой, а к дну прилипла чешуя. По углам было начертано множество рун, слившихся в единый узор, из которых Меф узнал только руну, защищающую нежить.

– А нежить тут при чем? – спросил он.

– Тебе фе тут хорофо? – уклончиво уточнила Шмыгалка.

– Хорошо, – признал Меф.

– Тото фе!

– А запах?

– Не пойми меня превратно! Это холодильник для транспортировки нефити. С конференции по русалкам остался, – пояснила Шмыгалка.

Поняв, где именно он сидит, Мефодий хотел выскочить.

– Нет-нет, не выскакивай! Здефь тебе лутьфе!

– А златокрылые?

– Никто из златокрылых тебя за колонной не уфидит! Все эти герои – бывфые двоефники. Уфасно меня боятся! Внуфти муффине страх, пока он маленький, и он будет увафать тебя фсю физнь! – произнесла Эльза Керкинитида с глубочайшим удовлетворением.

Меф послушно сидел в ванне для русалок и чувствовал, что ему здесь неплохо. Много лучше, чем снаружи.

– Странно, – сказал он. – В холодильнике для нежити мне нормально, а у наружных стен Дома Светлейших я едва не сварился!

– Прафильно! – воскликнула Шмыгалка. – Потому фто с нефитью тефе фамое место! Подальфе от Дома Светлейфих! Даже перфое небо ты едва переносифь! А на фтором или третьем небе ты растаял бы за десять секунд! Поэтому дерфись подальфе от транспортных рун!.. Зафем ты вообфе сунуфся в Дом Светлейфих? Тефя кто-то сюда сфал?

• Предыдущая
• 30/104
• Следующая