Ошибка грифона

Оглавление

– Потому что ночь! – ответил Корнелию голос его здравого смысла.

– И чего?

– А того, – назидательно передразнил здравый смысл, – что ты больше не страж! Живи как человек! Ночью спи, а днем занимайся делами! Устройся на работу, или сойдешь с ума! На обычную человеческую работу! Эссиорх достанет тебе документы!

Корнелий лягнул в темноту засунутой в рукав куртки ногой, пытаясь пнуть свой здравый смысл, но, разумеется, смыслу этим ничуть не повредил. Зато сбросил с себя одеяло, поцарапал подбородок молнией, и ему опять стало холодно.

– У меня даже фамилии нет! – жалея себя, всхлипнул бывший страж.

– Ну и что? Возьми себе фамилию Корнельчуков!

– Как Корней Чуковский, что ли?

– Он был Корнейчуков! – не растерялся здравый смысл.

Будущий Корнелий Корнельчуков опять лягнул темноту.

– И кем я могу работать?

– Да кем угодно. Хоть официантом в кафе!

– Не-е-ет!

– Тогда в оркестре. Или репетитором по музыке, – непреклонно заявил здравый смысл.

Корнелий, готовившийся в очередной раз завопить, помедлил с воплем, и здравый смысл, сообразив, что попал в точку, размечтался, как его хозяин будет ходить по урокам, а после, получив деньги, покупать гречку, сметану, плавленые сырки, йогурты, яблоки, пельмени и прочие растущие и не растущие на деревьях продукты.

– Я не могу продавать искусство, обучая ему кого попало! – слабо вякнул Корнелий.

– Дети обожают музыку! Иначе родители не отдавали бы их в музыкальные школы! – возразил здравый смысл, но не очень уверенно, потому что ему совестно было хитрить.

Одержав над здравым смыслом кратковременную победу, довольный Корнелий решил развить успех. Если он победил его один раз, значит, сможет победить и во второй, отправившись гулять ночью.

Корнелий натянул джинсы, по запаху подобрал себе чистые носки, утеплился шарфиком, поднял воротник куртки и, сунув под мышку флейту, вышел из подземного перехода. Большие четырехугольные часы показывали пять минут пятого.

– Вот видишь, уже не ночь! – сказал Корнелий здравому смыслу.

Тот угрюмо отмолчался, продолжая дуться. Корнелий огляделся, согревая себе руки дыханием. Все же в том, чтобы жить в центре, есть свои прелести. За его спиной сиял огнями кинотеатр «Художественный». У ног Корнелия лежал Старый Арбат. Ветер гнал по нему пустой пакет, надувавшийся как парус. Добравшись до поворота, пакет замедлился, выбирая дорогу, и свернул к бывшему особняку графа Толстого, в котором прямо за окнами первого этажа умер Николай Гоголь.

Корнелий немного подумал, перешел дорогу и направился в ту же сторону, что и пакет, но с пакетом больше не встретился. Тот уже побежал куда-то по неведомым делам. Корнелий держался домов по левой стороне бульвара. Довольно быстро остановился и, опасливо поглядывая по сторонам, немного постоял перед жестяной рекламой подвального магазинчика:

...

«АЛКОГОЛЬ И ТАБАК
МЫ ВАМ ВСЕГДА РАДЫ»

Со стороны могло показаться, что замотанный в шарфик молодой человек имеет какие-то виды на этот магазинчик, но ничего подобного. Убедившись, что рядом никого нет, Корнелий, хватаясь за оконные решетки, ловко забрался на чердак небольшого двухэтажного дома.

Когда-то они уже были здесь вместе с Варварой, знавшей в центре Москвы все закутки. Чердак представлял собой не полноценный этаж, а тесный длинный треугольный закуток, необходимый для ухода за крышей. Даже выпрямиться на нем Корнелий толком не смог бы. Он лежал на спине, вдыхая запах многих поколений голубей, и играл на флейте.

Звуки флейты были тихие, печальные. Корнелий играл и вспоминал Варвару. Он никогда не думал о ней специально, даже запрещал себе лишний раз вспоминать, но Варвара точно сама приходила к нему. Порой он даже говорил с пустотой, считая, что она сидит где-то рядом.

Вот и сейчас Корнелий играл – и тихие звуки флейты разливались по всему центру Москвы вплоть до Садового кольца, кое-где даже Садовое кольцо пересекали. Их не задерживали стены, не заглушал грохот бетономешалок и мусорных грузовиков, спешивших воспользоваться пустыми ночными дорогами.

Они в каждый дом проникали. В каждую квартиру. В каждый офис, где на пафосных кожаных диванах, подстелив под ботинки газетку и надув припрятанную подушку, дремали бдительные ночные сторожа. Звуки эти были легкие, неуловимые. И везде несли они мир и радость. Вроде и слышали их, а вроде и не слышали. Люди замирали, вскидывали головы, как бы что-то различив, но тихи были их квартиры. Капала вода, включался холодильник. Люди опускали головы, утыкаясь в быт, но потом снова, вздрогнув, вскидывали их, тревожимые этими неслышимыми звуками.

Корнелий играл и сам себе удивлялся, что так легко течет сегодня его музыка. Точно прорвало где-то плотину, и музыка хлынула, спеша затопить Москву. Вот только магии не имела. Ну и что? Зачем магия? Музыка и есть настоящая первичная магия, остальное все так, бытовое чародейство!

Долго, очень долго играл Корнелий. И все ему чудилось, что Варвара сидит в темноте и слушает его. Порой он даже улавливал какие-то нечеткие звуки, как если бы Варвара зябко шевелилась в темноте, или хмыкала, или засовывала бы ладони в рукава куртки. Чтобы не разрушать мечты, Корнелий в темноту не глядел и к звукам лишний раз не прислушивался. Сколько раз так бывало: посмотришь – и видишь, что это не Варвара вовсе, а хлопает форточка, или трутся между собой ветки в парке, или ветер раскачивает дорожный знак, или мало ли что еще…

Наконец, перестав играть, Корнелий оторвал флейту от губ. Теперь он просто лежал и смотрел на сереющую, прямым углом сходящуюся внутренность крыши. И тут в темноте опять кто-то завозился. Причем очень явственно завозился. Корнелий больше не мог притворяться, что ничего не слышит. Он перевернулся на живот и посмотрел в темноту.