По ту сторону

Оглавление

Грохот десятков башмаков по дощатому настилу палубы вывел меня из задумчивости. Я тоже поднялась наверх.

Пасмурно, но туман рассеялся, видимость хорошая. Команда вместе с капитаном на палубе – всматривались в линию горизонта по правому борту. Там показался парус.

– Не он, – крикнул из «вороньего гнезда» вперёдсмотрящий, – прусак, похоже.

Господи, хоть бы они упустили «англичанина»!

Мои слова Всевышний оставил без внимания, зато пожелание пиратов были им услышаны. Да и Роде всё рассчитал правильно. Когда в третий или в четвёртый раз на горизонте показался парус, голос вперёдсмотрящего радостно оповестил:

– Купец идёт!

Я не сразу разглядела флаг – то был не привычный «юнион джек», а белое полотнище с красным крестом, символ английского королевства.

Капитан встал к штурвалу, прокричал:

– Поднять грот-марсель! Булиня подтянуть, брасопить рей к ветру!

Я уже чуть-чуть разбиралась в мудрёных названиях, знала, что такое «булиня» и как «брасопят рей». Только меня эти команды не касались. На судне каждый знает своё место: канониры у пушек, палубная команда, вместе с боцманом – на снастях, капитан на мостике, а я – в сторонке, дабы не путаться под ногами.

«Единорог» шёл правым галсом, расстояние между судами медленно, но сокращалось.

Англичане, видимо, слишком поздно поняли, что корабль, идущий под датским флагом, намерен напасть. И не успели ничего предпринять.

Когда суда сошлись бортами, Роде приказал поднять красное полотнище (театральный жест, не более того). Под обычное «сарынь на кичку!», пираты пошли на абордаж.

Я не видела того кошмара, что творился на обречённом корабле.

Англичане погибли все. На этот раз Роде решил не оставлять свидетелей. Его замысел стал мне ясен после того, как часть команды перешла на захваченное судно, и корабли двинулись разными курсами: «Единорог» повернул на восток, «англичанин» на запад.

Роде понимал: благополучно миновать Проливы едва ли получится. «Единорог» уже примелькался, и шведы, а заодно и ганзейцы, наверняка стерегут зарвавшегося пирата. Роде придумал дерзкий план: захватить судно и идти на нём в Северное море. Тем временем большая часть команды на «Единороге» через Финский залив и Неву пойдёт в русскую крепость Орешек на Ладоге, чтобы отсидеться там до будущего лета. Что капитан собирался делать потом, я не знала. Да он и сам, похоже, не заглядывал так далеко.

Я категорически не хотела переходить с «Единорога» на «Сирену» (так звался английский корабль), но Роде и слушать не стал возражений. Он направил на меня пистолет и заявил, что застрелит за неисполнение приказа. Куда мне было деваться?!

Всё моё скудное имущество моряки моментально перенесли в выделенную каморку, по размерам не сильно отличающуюся от каюты на «Единороге». Я села на табурет и разревелась: как с вещью обращаются! Ведь по контракту я нанималась лекарем на судно «Единорог», порт приписки Копенгаген, а не в собственность капитана Карстена. Он не имеет права!

Только у пиратов, оказывается, свои представления о правах.

Вместе со мной и Роде на «Сирену» перешли восемь матросов. Братья Рябовы и боцман Гора остались на «Единороге». Я так и не попрощалась с Афоней и Ивашкой. Сидя в каморке, не видела, как корабли разошлись в разные стороны.

«Сирена», двухмачтовое торговое судно (как назывался такой тип кораблей, я не знала), направилось к датским проливам. Экипаж, вместе со мной, десять человек. Трюм под завязку забит какими-то бочками. Их содержимым я не поинтересовалась.

Всё здесь, на захваченном судне, мне претило. Если раньше ремесло пирата виделось в ореоле романтики, сопряжённой с бесшабашной удалью и героизмом, то теперь розовые очки окончательно спали с глаз.

Не мне их, «джентльменов удачи», судить, но одно знаю точно: не хочу иметь ничего общего с этими людьми. При первом удобном случае сойду на берег, и – только меня и видели!

Однако случая пока не предвиделось. «Сирена» шла открытым морем, берег иногда виднелся туманной полоской слева по борту.

Шли мы не то что совсем медленно, но не так резво, как хотелось бы. Проливы надо миновать как можно скорее. Если кто-то стал свидетелем захвата «Сирены» пиратами с «Единорога», и этот кто-то сообщит английским властям раньше, чем мы выйдем в Северное море – нас всех ждут крупные неприятности. И это ещё очень мягко сказано.

2

На третий день пути налетел шквалистый ветер, быстро перешедший в шторм. Капитан вовремя приказал убрать паруса, а то нас попросту опрокинуло бы набок. Но и так корабль получил хорошую трёпку. То взлетал на гребень водяного вала, то стремительно нёсся вниз – как на колоссальных американских горках. В корпусе корабля всё скрипело и трещало, но рёв бури заглушал и людские голоса и «стоны» старенькой «Сирены». Потоки воды перехлёстывали палубу. Роде и матросы привязали себя, чтобы не быть унесёнными в море. Я спряталась в каюте, хотя понимала: если судно начнёт тонуть, мне отсюда не выбраться. Сидела на полу, вцепившись мёртвой хваткой в ножки стола, чтобы не летать, ударяясь о все выступы и углы. Пыталась молиться, но не могла вспомнить ни строчки, стала напевать «Я скромной девушкой была».

Поистине, удивительным образом устроена человеческая психика: в минуту смертельной опасности из всего объёма памяти сознание извлекло дурашливо-фривольную песенку.

Всю ночь продолжалась дьявольская свистопляска. К утру ветер стал стихать, но обнаружилась новая напасть: в трюме открылась течь.

Капитан распорядился выбросить часть груза – это были бочки, по-моему, с селёдкой – за борт. Две дюжины двадцативедерных бочек поглотило море, зато осадка судна стала выше, экипаж принялся откачивать воду. Вручную. Все, за исключением капитана, выстроились цепочкой, передавая друг другу ведра с водой. Я работала наряду с матросами – когда корабль тонет, привилегии отменяются. Через полчаса у меня руки отрывались, болели плечи и спина; через час готова была упасть на палубу, и просить, чтобы пристрелили, но избавили от мучений. К счастью морякам удалось залатать швы – течь прекратилась.