Жажда/water (СИ)

Оглавление

195

— Ты нужен мне! — крикнула она. — Я знаю… знаю, Гарри. Ты любишь меня.

— Конечно я тебя люблю.

— Но ты на самом деле любишь меня, Гарри! — она зло отпихнула его. — Я заметила это. Тебе нет нужды больше притворяться. Я… если любишь меня… тогда мы можем…

— Гермиона, ты не знаешь, что говоришь.

Он шагнул, чтобы снова заключить в объятия, успокоить ее, но она снова оттолкнула его.

— Нет, — отрезала она, сцепив зубы, — ты не должен делать этого. Ты… ты говорил мне покончить с этим. Ты практически отвернулся от меня из-за этого! И я знаю почему — потому что любишь меня.

Сердце Гарри ёкнуло.

— Я прошу прощения, — ответил он; в горле пересохло. — Я знаю, что оставил тебя одну и за это прошу прощения, — он шагнул к ней и снова заключил в свои объятия. На этот раз она поддалась, головой беспомощно уткнувшись ему в грудь. — Гермиона, — продолжил Гарри тихо, — я испытывал те чувства к тебе. Я думаю. И все потому, что я был в смятении. Ну, ты понимаешь — раньше. Но не теперь, — он искал подходящие слова. Не знал, как объяснить все это. Не знал, что было правдой, а что ложью. — Уверяю тебя. Я… я думал об этом. Такое ведь случается, знаешь да? Люди путают чувства и… и мы ведь на самом деле близки. И ты красива, а я всего лишь человек, — он глубоко вздохнул. — Но это было не взаправду. И мне жаль, что заставил тебя чувствовать себя виноватой из-за этого.

А потом повисла длительная пауза.

— Гарри, — прошептала она явно пересохшим горлом, — когда нам было по четырнадцать… — она запнулась. — Ты признался мне в любви.

— Что? — воскликнул Гарри,

— Ты выпалил это. Прямо здесь, около озера.

— Я этого не помню, — он лгал и неубедительно.

— А потом ты попытался применить заклинание, стирающее память.

О Господи.

Гарри густо покраснел и был крайне рад, что она не могла этого видеть, головой прижимаясь к нему ниже его подбородка.

— Я притворилась, что оно сработало.

— Оно… не сработало?

Он почувствовал, как она отрицательно покачала головой, все еще прижимаясь к нему.

— Не очень-то ты в них разбирался, — она говорила так, словно слабо улыбалась сквозь беззвучные слезы. — Но тебе было всего четырнадцать. Мы были детьми.

— Да. Были. Очень маленькими, — добавил он с ударением.

— И все еще, — продолжила она. — Когда нам было по пятнадцать, я слышала кое-что из твоего разговора с Роном. Кое-что обо мне.

— А?

— Вы оба стояли за углом, и Рон, как обычно, орал на всю Ивановскую. Он спрашивал, почему ты постоянно говоришь обо мне. Почему таким тоном. И почему ты решил, что это хорошая идея пропустить тренировку по Квиддичу в обмен на то, чтобы я позанималась с тобой Арифмансией.

— Мне нужны были дополнительные уроки, — защищаясь сказал Гарри.

— Тоже самое ты сказал и Рону, тем самым закрыв эту тему. И я поверила тебе. Да и причин думать иначе не было. Совсем. Я даже не врубилась, о чем это говорил Рон. Но он принял это за чистую монету. Так что и я тоже.

— Отлично, потому что это была… так, фигня.

— Но в прошлом году, — она снова заговорила, но все еще шепотом, — ты сделал кое-что, что я не смогла не заметить.

Гарри замер. Вот хрень. Что же это? Что ему теперь делать? Ничего из этого не сработает. Он прокручивал это в голове. Он был в замешательстве. Для чего она это делает?

— Чччто? — заикаясь спросил он, вовсе неуверенный в том, что хочет знать ответ.

— Ты поцеловал меня.

— Что?! Нет, не делал я такого!

— Под веткой омелы. Все это делали. Мы все были пьяные после Рождественского Бала. И… и когда ты добрался до меня, ты меня поцеловал.

— Ага… потому что все делали тоже самое, — напомнил он ей.

— Да. Но твой поцелуй, Гарри, отличался от всех остальных.

— Гермиона…, - неловко заерзал. Ему очень хотелось разжать руки и отпустить ее, и он бы так и поступил, если бы не боялся, что она снова впадет в ярость или — чего хуже — увидеть ее выражение лица. — Не думаю, что так оно и было. Думаю, тебе просто показалось.

— Я так поняла, ты помнишь.

Естественно он помнил. И утро следующего дня он тоже помнил — как мечтал, чтобы она была пьяная в стельку, чтобы что-то помнить. Он догнал ее, чтобы поцеловать, но поцелуй затянулся куда как на дольше, чем положено. Слишком долгий, чтобы быть дружеским. Руки прикоснулись к ней слишком нежно. А губы прижались к ее губам слишком сильно. Она отстранилась, смеясь, и в своей обычной манере вежливо удалилась.

— Зачем ты мне все это говоришь? — спросил он, понижая голос.

Гермиона вздохнула.

— Потому что будь я кем-нибудь другим, то прыгала бы от радости. Я и должна была. Ты — чудесный парень, Гарри. Девчонки из кожи вон лезут, чтобы пообщаться с тобой.

Он сглотнул в ожидании неизбежного «но».

— Но я слишком привыкла к твоему статусу лучшего друга, — сказала она мягко. — И все эти намеки — даже если я помню их, и они точно имеют определенный смысл — были такими редкими. Поэтому я даже не заморачивалась на них. До тех пор пока я не увидела, как ты выходишь из себя из-за всех этих… вещей. А потом стало слишком поздно.

Он почувствовал, что она снова дрожит. Слезы вернулись, если вообще прекращались.

— А теперь… Малфой…, - она всхлипнула. — Он изменил меня. В кого-то чуждого.

— Пожалуйста, не начинай снова…

— Он не может подходить мне… и… может ты можешь взамен…

— Гермиона, ты не понимаешь, что говоришь. На тебя столько всего навалилось. Гораздо больше, чем кто-то может вынести. В физическом и эмоциональном плане. Ты выдохлась.