Вирус

Оглавление

— Мистер Леджер…

— Мне надо в уборную. — Я резко повернулся и направился к туалету.

Я зашел в кабинку, затем умылся, сначала горячей, потом холодной водой. Насухо вытер лицо комком бумажных полотенец, оперся на край раковины и вгляделся в зеркало. Щеки у меня горели, в глазах застыло отрешенное выражение, какое обычно бывает у наркоманов. Волосы торчали во все стороны.

— Н-да, — сказал я своему отражению, — ну и видок у тебя.

Расчески у меня не было, поэтому я провел по голове мокрой пятерней, и, пока я стоял перед зеркалом, чудовищность происходящего обрушилась на меня с тяжестью товарного поезда. Я склонился над раковиной, ощущая вкус желчи, готовый расстаться с содержимым желудка… однако мои дрожащие внутренности не повиновались. Я снова поднял голову и увидел в собственных глазах страх.

Снаружи имеются другие такие же. Другие бродяги. И меня просят стать кем-то вроде героического капитана, который поведет к победе парней в красно-бело-синей форме. Во что я ввязываюсь? Это вам не спецназ и даже не боевое подразделение полиции. Здесь масштаб совсем иной, и вот теперь от меня ждут, что я буду тренировать и возглавлю отряд для ликвидации чрезвычайных ситуаций. Что за безумие? Почему выбрали меня? Я всего лишь коп. Где же парни, которые делают подобную работу профессионально? Как вышло, что здесь нет ни одного из них? Где Джеймс Бонд и Джек Бауэр?

Отражение таращилось на меня смущенно и несколько глуповато.

Участие в операциях групп захвата не подготовило меня к подобному повороту. После полутора лет работы — и нескольких лет, прошедших после гибели Всемирного торгового центра, — я пришел к более или менее общему убеждению: террористы показали все, на что способны, и теперь прячутся по пещерам, осмысливая тот факт, что их переиграли. И вот Черч заявляет мне, что у них в руках ключ к глобальной пандемии.

Посредством воскрешения мертвецов?

Господь всемогущий! Врезавшийся в небоскреб самолет — это зло. Химическое оружие, сибирская язва, нервно-паралитический газ, смертники с бомбами… Вот орудия терроризма, которые долгие годы воспринимались глобальным сознанием как еще большее зло. Но то, с чем я столкнулся, просто не укладывалось в мозгу. Ничего худшего я не мог представить. Если бы террористы решили распространить лихорадку Эбола, было бы менее ужасно, потому что вирус не пытается догнать тебя и укусить. Интересно, кто устроил этот кошмарный спектакль. Вероятно, какой-то больной на голову сукин сын. Высокоинтеллектуальный урод. Его затея выходит за рамки религиозного фундаментализма или политического экстремизма. В данный момент я был уверен, что мы наблюдаем порождение разума, одержимого ненавистью.

Только сейчас я начал понимать Черча. Как я стал бы действовать на его месте, зная о незавидных перспективах человечества? Насколько безжалостно?

— Кажется, ты уже ответил на этот вопрос, парень, — пробормотал я, подумав о пятерых мужчинах в той комнате.

Черч наверняка способен взорваться как вулкан. Вряд ли он такой бесчувственный. Думаю, он испытывает колоссальное напряжение, сдерживая свои эмоции. Если я собираюсь на него работать, мне придется выискивать не только в себе, но и в нем признаки взрывоопасного состояния. Впрочем, Черч и сам может оказаться чудовищем… просто играющим на нашей стороне. Бывают такие люди. Господи, да после Второй мировой войны наше собственное правительство взяло на работу целый отдел нацистских ученых. Лучше дьявол, которого ты знаешь. Хотя более уместно высказывание, сделанное Франклином Рузвельтом о Сомосе. Что-то вроде: «Он сукин сын, но это наш сукин сын».

Великолепно. Я собираюсь работать на монстра, чтобы бороться с другими монстрами. И во что превращусь я сам?

Выложенный плиткой пол уборной, кажется, слегка качнулся, когда я пошел к двери.

Глава 30

Эль-Муджахид.

Окрестности города Найаф, Ирак.

Пятью днями раньше

— Они приближаются, — произнес Абдул, лейтенант эль-Муджахида. — Два британских боевых вертолета. У нас есть четыре минуты.

— Отлично, — пробормотал Воин. Он в последний раз огляделся кругом, затем передал Абдулу тюк одежды. — Тут нет ничего ценного. Сожги все.

Полугусеничная машина, накренившись, замерла между двумя пустынными дорогами в тридцати шести километрах от Найафа. Дым все еще вырывался из-под гусениц. Пелена гари висела над трупами. Повсюду виднелись похожие на пыльные розы пятна крови, впитавшейся в песок. Два автомобиля горели — старый «Форд Фалькон» и китайский «Бен Бен», — оба с регистрационными номерами, которые выведут на след сторонников джихада. В целом картина была идеальной: сражение, приведшее к трагической победе. Бронетранспортер повредило заложенной на дороге бомбой, несколько британских солдат понесли тяжелые потери, храбро сражаясь с превосходящими силами противника, выскочившего из засады. Все враги убиты. Из семи британцев, ехавших в броневике, четверо мертвы — ужасно изувечены и сгорели, — а трое еще борются за жизнь.

— Иди, иди, иди, — прошептал эль-Муджахид, и его лейтенант растворился в норе, закрытой люком, поверх которого торчали колючие засохшие кусты.

Кругом все застыло неподвижно, единственным звуком, если не считать тарахтенья вертолетных двигателей, был жалобный стон раненых.

— Аллах акбар! — воскликнул Воин, затем попробовал большим пальцем острый край искореженной полоски металла, которую выбрал из кучи.

Он приставил острие железяки ко лбу, задержал дыхание, затем резко выдохнул и разрезал лицо наискось до подбородка. Вспыхнула острая боль, от которой выступили слезы, кровь хлынула из раны. Эль-Муджахид прикусил губу, чтобы не закричать. Ему казалось, что лицо раскалено добела.