Вирус

Оглавление

— Мой племянник заканчивает школу. Хочет пойти в армию. Это его право, но, может, я хотя бы сокращу количество опасностей, с какими он столкнется.

Я кивнул и перешел к следующему. Лицо Со Шрамом.

— Имя и звание.

— Младший лейтенант Оливер Браун, армия США.

— Где служил?

— Две командировки в Ирак, одна в Афганистан.

— Операции?

— Был на перевале Дебекка.

Я слышал по Си-эн-эн, как эту битву, одну из самых крупных в ходе второй войны в Ираке, генерал называл «кузницей героев», однако же в главных выпусках новостей о ней едва упоминали.

— Войска особого назначения?

Он кивнул. Он сделал это правильно, просто констатируя факт, а не раздуваясь от гордости. Мне понравилось.

— Оттуда шрам?

— Нет, сэр, это отец оставил, когда мне было еще шестнадцать. — Он в первый раз за все время не смотрел мне в глаза.

Я двинулся дальше. Весельчак.

— Рассказывай, — велел я.

— Главный корабельный старшина Сэмюель Тайлер. Военно-морские силы США. Друзья зовут меня Скип, сэр.

— Почему?

Он заморгал.

— Детское прозвище, сэр.

— Дай-ка угадаю. Твой отец был капитаном, а тебя называли маленьким шкипером.

Он залился багровым румянцем. Я попал в точку.

— «Морские котики»?

— Нет, сэр. Смылся от них на «адской неделе».

— Почему?

— Сказали, я слишком высокий и тяжелый, чтобы стать «котиком».

— Так и есть. — Потом я бросил ему кость: — Но сомневаюсь, что тебе придется совершать долгие заплывы. Мне нужны парни, которые бьют жестко, бьют быстро и бьют последними. Это ты сможешь?

— Да, черт возьми, — сказал он и прибавил: — Сэр.

Я посмотрел на последнего в ряду. Зеленый Великан.

Он возвышался на несколько дюймов над моей головой. Массивные грудь и плечи, тонкая талия. Но, несмотря на свои двести шестьдесят фунтов, он производил впечатление человека стремительного, а не громоздкого. Не то что Человек-Обезьяна. Половина лица у него все еще была красной и заплывшей там, где я его ударил.

— Рассказывай.

— Банни Рэббит, разведка корпуса морской пехоты, сэр.

Я изумился.

— Думаешь, это обалденно смешно?

— Нет, сэр. Моя фамилия Рэббит. Меня называют Банни.

Он помолчал.

— Все еще хуже, сэр. Мое имя Харви.

Остальные парни пытались сдержаться, надо отдать им должное, но все до единого раскололись.

— Сынок, — проговорил Симс, — твои родители что, тебя ненавидели?

— Да, Старший, похоже на правду.

И тогда я тоже заржал.

Глава 37

Себастьян Голь.

Гостиница «Иштар», Багдад.

Четырьмя днями раньше

Столько частей плана уже было запущено в действие, и все шло прекрасно. Голь с Тойзом, вместе или порознь, всегда оказывались в нужном месте в нужный момент, лично наблюдая за самыми критичными фазами, причем их бурная деятельность скорее напоминала прогулку по летнему саду. Никто — и уж точно ни один из военных — не передвигался по Ближнему Востоку с такой легкостью, с какой это проделывал Голь. Даже на послов налагалось в пять раз больше ограничений, чем на него. Впрочем, неудивительно — он представлял собой нечто совершенно особенное. Себастьян Голь являлся единственным крупным спонсором — по части финансовой помощи и материалов — Красного Креста, Всемирной организации здравоохранения и полдюжины прочих гуманитарных организаций. Он вложил в каждую из них десятки миллионов. Если бы Голь заявил, что помог облегчить страдания большего числа страждущих и спасти больше жизней, чем любой другой человек в этом полушарии, его трудно было бы опровергнуть. Без всякой правительственной поддержки за спиной, без армии, без политических программ, Голь через «Ген2000» и другие свои компании сумел искоренить восемнадцать патогенных вирусов, включая новую форму речной слепоты, мутировавший штамм холеры и два различных вида туберкулеза. Его выступление на саммите ВОЗ в Осло сначала звучало просто красиво, но затем многие усмотрели в нем программу международной независимой организации здравоохранения: «Главное — человек. Всегда. Политика и религия, какое бы значение ни имели, всегда будут на втором месте. Если мы не объединим усилия, защищая жизнь, не будем ценить и оберегать ее, тогда все, за что мы боремся, ничего не стоит».

На самом деле самое мудрое утверждение, которое когда-либо слышал Голь — а слышал он его от собственного отца, — заключалось в следующем: «Каждый имеет свою цену». В качестве довеска добрый папаша прибавил к этому высказыванию еще два, из своего личного опыта. Первое: «Если кто-то говорит тебе, что его нельзя купить, дело в том, что ты не предложил ему верную цену». И второе: «Если ты не можешь узнать его цену, узнай, в чем его порок… и владей им».

Себастьян Голь любил отца. Скверно только, что старик дымил как паровоз, иначе он сейчас радовался бы миллиардам сына, вместо того чтобы лежать на кладбище Бишоп-гейт. Рак сожрал его меньше чем за полтора года. Голю исполнилось восемнадцать за день до похорон, и он тут же сделался владельцем и управляющим. Себастьян немедля продал все, закончил колледж и вложил все деньги, до последнего цента, в акции фармацевтического производства. Он рисковал, будучи сам себе брокером, чтобы сэкономить на дополнительные вложения, покупал ценные бумаги с умом и постоянно просчитывал все далеко наперед, готовясь к следующей сделке. В отличие от коллег он никогда не утруждал себя поисками золотого руна фармацевтики — фантастического средства, с помощью которого хвори как рукой снимает. Вместо того Голь сосредоточился на болезнях, что могли бы вечно оставаться неизлечимыми. И только спустя много времени после того, как он заработал свой первый миллиард, он обратил внимание на медикаменты, но и тогда это были лекарства от недугов, одолевающих племена в какой-нибудь дыре третьего мира. Если бы не Интернет, Голь, возможно, вообще никогда не двинулся бы в этом направлении, но тут его посетило откровение. Масштабное. Взяться спасать дикарей, понести на этом заметные финансовые потери, а потом позволить болтунам из Сети превратить тебя в святого.