Ваал

Оглавление

Бургмейер (почти не слушавший его). А об этих господах… как я тебе приказывал, ты расспрашивал там на дачах?

Руфин. О господине Мировиче и нашей Клеопатре Сергеевне?

Бургмейер. Да!

Руфин. Расспрашивал, господин!.. Очень бедно живут… Так… в маленькой лачужечке!..

Бургмейер. Но нельзя ли как поискусней денег им послать?

Руфин. Да где ж это?.. Сколько раз я, господин, им носил деньги – не берут!.. Народ они глупый, молодой.

Бургмейер. Или, по крайней мере, постараться, чтобы занятье какое-нибудь приискать ему.

Руфин. Какое ж ему занятие, господин?.. Службу казенную он как-то все не находит!.. По коммерции ежели его пристроить? К нам он не пойдет!.. Гордость его велика! Покориться вам не захочет! Другим рекомендовать, – чтобы выговаривать после не стали. Человек он, надо полагать, ветреный, пустой!

Бургмейер. Но так бы и сказать кому-нибудь из наших знакомых коммерсантов, что он человек пустой, и чтобы ничего важного ему не доверяли, а что я секретно, будто бы это от них, стану ему платить жалованье.

Руфин. Кто ж на это, господин, согласится?.. Как, скажут, нам платить ему чужое жалованье и зачем нам пустой человек?

Бургмейер. Согласятся, может быть!.. Устрой как-нибудь, Симха, это, пожалуйста!

Руфин. Господин, служить вам готов!.. (С несколько забегавшими из стороны в сторону глазами.) Вот счета еще! Я заехал в два магазина! Мне их там подали!.. (Подает Бургмейеру два счета.)

Бургмейер (взглянув на них). Что это?.. Опять Евгения Николаевна на восемь тысяч изволила набрать?

Руфин (как-то странно усмехаясь). Ну да, дама молодая… Веселиться, наряжаться желает.

Бургмейер. Что ж такое наряжаться? Она в какие-нибудь месяцы сорок тысяч ухлопала!.. Притом я никаких особенных нарядов и не вижу на ней. Куда она их девает? Изволь сегодня же объехать все магазины и сказать там, чтобы без моей записки никто ей в долг не отпускал; иначе я им платить не стану.

Руфин. Но, господин, не сконфузим ли мы ее этим очень? Вы бы ей прежде поговорили!..

Бургмейер. Я ей двадцать раз говорил и толковал, что я хоть и богат, но вовсе не привык, чтобы деньги мои раскидывали по улице или жгли на огне, так от нее, как от стены горох, мои слова; она все свое продолжает! Сегодня же объезди все магазины и предуведомь их.

Руфин. Внизу там адвокат какой-то стоит и желает вас видеть.

Бургмейер. Какой адвокат?

Руфин. Не знаю, господин, я его в лицо никогда не видывал; видный этакий из себя мужчина, здоровый.

Бургмейер. Пригласи его.

Руфин уходит.

Явление III

Бургмейер (один). Странная игра судьбы! Маленьким мальчиком я взял к себе этого жидка Симху, вырастил его, поучил немного, и он теперь оказывается одним из полезнейших для меня людей и вряд ли не единственный в мире человек, искренно привязанный ко мне…

Явление IV

Входит Куницын. Он, кажется, несколько конфузится и с необычайной развязностью раскланивается перед Бургмейером.

Куницын. Честь имею представиться, кандидат прав Куницын!

Бургмейер, не привставши с своего места, кивает ему молча головой.

Извините меня, что я беспокою вас!.. Но, сколько мне кажется… я все-таки являюсь к вам по делу, которое должно вас интересовать.

Бургмейер (опять сухо). Прошу садиться.

Куницын (садится и несколько овладевая собой). Надобно вам сказать-с, что я человек вовсе не из застенчивых; но бывают, черт возьми, обстоятельства, когда решительно не знаешь, следует ли что делать или не следует!

Бургмейер. Если не знаешь, так, я полагаю, лучше и не делать.

Куницын. Но не делать, пожалуй, в настоящем, например, случае, выйдет… как бы выразиться? – Не совсем правдиво, что ли, с моей стороны, а уж для вас-то наверняк очень скверно будет!.. Дело это из ряду выходящее!.. В некотором роде романическое!

Бургмейер. Романическое даже!

Куницын. Очень романическое! И в предисловии к сему-с роману я должен вам объяснить, что года два тому назад, по моим финансовым обстоятельствам, которые, между нами сказать, у меня постоянно почти находятся в весьма скверном положении, я для поправления оных весьма часто бывал в маскарадах… распоряжался там танцами… Канканирую я отлично… Словом, известность некоторую получил. Только раз в одном из маскарадов подходит ко мне маска, богиней одетая. «Смертный, говорит, свободно ли твое сердце для любви?» – «Совершенно, говорю, свободно!» – «И может ли, говорит, тебе довериться любящее тебя существо?» – «Сколько, говорю, угодно, где угодно и когда угодно!» Затем она меня берет под руку, и начинаем мы с ней прохаживаться… Гляжу: ручка – прелесть!.. Знаете, точно из слоновой кости выточенная!.. Кожица на ней матовая, слегка пушком покрытая… Сама ручка тепленькая!.. Стан – тоже сильфида!.. Протанцевал я с ней канкан: ножка божественная!.. Платьицем вертит восхитительно! Ну, думаю, лицом, может быть, рыло! Случались со мной этакие примеры разочарования. Не желаете ли, говорю, прекрасная незнакомка, чтоб я ложу взял, где бы вы могли снять вашу маску и посвободней подышать? – «Нет, говорит, Пьер… (заметьте: прямо уж Пьером меня стала называть!) Здесь очень многолюдно, уедем, говорит, лучше куда-нибудь!» – «Eh bien, madame!» – говорю, и отправились мы таким манером с ней в места прелестные, но уединенные: на Петровский бульвар. Здесь она сняла свою маску, – оказалось, что хоть немножко, как видно, подержанная особа, но все-таки чудо что такое: этот овал лица!.. Матовый тоже цвет кожи!.. Глаза большие, черные! Прямой носик! Очертание рта – восхищение!.. Так что я вам скажу: я влюбился в нее как дурак какой-нибудь набитый!