В водовороте

Оглавление

Та при этом подобрала немножко платье с той стороны, с которой он сел, и даже вся поотодвинулась от него несколько: она опасалась, чтобы Николя, разговаривая с ней, не забрызгал ее слюнями.

– Что такое вы имеете, что такое? – начал он приставать к ней, наклоняясь почти к самому уху ее.

Г-жа Петицкая, в самом деле, знала про Николя кой-какие подробности: года три тому назад она жила на даче в парке, на одном дворе с француженкой m-lle Пижон, тайною страстью m-r Оглоблина, и при этом слышала, что он очень много тратит на нее денег. Кроме того, г-жа Петицкая из своего верхнего окна очень хорошо могла смотреть в окна к m-lle Пижон, – у г-жи Петицкой была почти страсть заглядывать в чужие окна!.. При этом она видела, как Николя, для потехи m-lle Пижон, плясал в одном белье, как иногда стоял перед ней на коленях, и при этом она била его по щекам; как в некоторые ночи он являлся довольно поздно, но в комнаты впускаем не был, а, постояв только в сенях, уезжал обратно.

– Наконец, это неблагородно! – воскликнул Николя. – Произнести человеку обвинение и не сказать, в чем оно состоит!..

Николя думал, что это он сказал очень умную, а главное – чрезвычайно современную фразу.

– А, так вы хотите, чтобы я назвала вам вашу тайну? – проговорила г-жа Петицкая немножко как бы и устрашающим голосом.

– Хочу, скажите! – отвечал ей на это смело Николя.

– Извольте, я вам напомню: парк, Лазовский переулок, третья дача на левой стороне.

– А!.. Ха-ха-ха! – захохотал Николя.

– Так вы, значит, смеетесь теперь тому, что там происходило? – спросила его г-жа Петицкая.

– Ха-ха-ха! – продолжал хохотать Николя. – Но как вы это знаете?.. Вот что удивительно.

– Я все знаю! Все знаю! – говорила г-жа Петицкая знаменательно.

– И когда-нибудь мне это скажете? – говорил Николя с разгоревшимися глазами.

– Не знаю, увижу, как вы еще будете стоить того!.. – отвечала Петицкая.

Николя, по преимуществу, доволен был тем, что молодая и недурная собой женщина заговорила с ним о любви; дамам его круга он до того казался гадок, что те обыкновенно намеку себе не позволяли ему сделать на это; но г-жа Петицкая в этом случае, видно, была менее их брезглива.

– Но где же я с вами буду встречаться? – присовокупил Николя вполголоса.

– Да приезжайте хоть сюда ужо вечером!.. Здесь будут кое-кто! – отвечала ему г-жа Петицкая тоже вполголоса.

– А княгиня ничего?.. Примет? Впрочем, я и без доклада войду!.. А вы будете? – говорил Николя.

– Буду непременно!

Николя после этого поднялся с своего места.

– Adieu, кузина! – проговорил он, обращаясь к княгине.

– Adieu! – отвечала ему та, как бы очень занятая своей работой и не подняв даже глаз на него.

Николя уехал.

Князь последнее время видался с женой только во время обеда, и когда они на этот раз сошлись и сели за стол, то княгиня и ему тоже объявила:

– А у меня сегодня будет твой приятель Миклаков.

– И отлично!.. Он славный господин! – произнес князь.

– Но только я ужасно его боюсь: он насмешник, должно быть, большой! – сказала княгиня.

– И насмешник не то что этакий веселый, а ядовитый! – подхватила г-жа Петицкая, неизвестно за что почти ненавидевшая Миклакова.

– Не свои ли вы качества приписываете ему? – сказал ей на это князь, начавший последнее время, в свою очередь, тоже почти ненавидеть г-жу Петицкую.

Та при этом очень сконфузилась, покраснела и разобиделась.

– Благодарю покорно за подобное мнение обо мне! – проговорила она.

– Почему ж оно для вас обидно?.. Ядовитость не такое дурное качество, которого бы люди могли стыдиться! – возразил ей князь.

– Да, но все-таки… – произнесла г-жа Петицкая и не докончила своей мысли.

– Все-таки подобных вещей не говорят в глаза! – пояснила за нее княгиня.

Князь ответил на это небольшой гримасой и совершенно отвернулся от г-жи Петицкой.

– Миклаков вот какой человек, – заговорил он потом, явно обращаясь к одной только жене. – В молодости он обещал быть ученым, готовился быть оставленным при университете; но, на беду великую, в одном барском доме, где давал уроки, он встретил дочь – девушку смазливую и неглупую… Он влюбился в нее по уши; она отвечала ему тем же, давала ему даже тайные свидания в саду, а когда время приспело, так и вышла замуж за кого ей приличнее и нужнее было! Бедный Миклаков все тут потерял – всякое сердечное спокойствие, веру в людей, всю свою университетскую карьеру и, наконец, способность заниматься, потому что с ума сошел!

– Как с ума сошел?.. Не может быть! – воскликнули в один голос княгиня и Петицкая.

– Так, сошел! – повторил князь. – А потому человек, которого постигали в жизни подобные события, вряд ли способен к одной только ядовитости; а что он теперь обозлился на весь божий мир, так имеет на то полное нравственное право!

Всю эту историю любви Миклакова князь узнал от Елены, от которой тот не скрывал ее. Сам же Миклаков никогда прямо не говорил об том князю.

– Вот никак бы не предполагала, что Миклаков может влюбиться до такой степени, – проговорила княгиня.

– И я тоже! – подхватила г-жа Петицкая.

– Мало ли кто чего не предполагает, и женщины вообще очень дурно понимают мужчин! – возразил князь.

– Точно так же, как и мужчины! – сказала ему на это г-жа Петицкая.

Но князь на это ее замечание не ответил ни словом и по-прежнему сидел, отвернувшись от нее. Между тем рассказ его о Миклакове перевернул в голове княгини совершенно понятие о сем последнем; она все после обеда продумала, что какую прекрасную душу он должен иметь, если способен был влюбиться до такой степени, и когда, наконец, вечером Миклаков пришел, она встретила его очень дружественно и, по свойственной женщинам наблюдательности, сейчас же заметила, что он одет был почти франтом. Княгине это было приятно: предчувствие говорило ей, что так щегольски Миклаков оделся для нее. Вскоре затем в зале раздались новые шаги: княгиня думала, что это князь, но в гостиную явился Николя Оглоблин. На лице княгини явно выразилось удивление, а г-жа Петицкая при его появлении немного потупилась. Николя заметил, кажется, не совсем приятное выражение на лице хозяйки.