Пропавшие

Оглавление

— Вас не устраивает то, как я справляюсь со своей работой?

— Нет, что вы! Все отлично.

— Тогда все эти отговорки связаны с тем, что мой бывший напарник осужден за подделку улик по делу Нельсона об изнасиловании.

Лиланд скрестил руки на затылке.

— Не я ли вам неоднократно повторяла, что не причастна к этому? Не забывайте, что присяжные меня оправдали, — заметила Дарби. — И я не виновата, что Стив Нельсон оказался на свободе и продолжал насиловать женщин. А уж к репортажам в СМИ я и подавно не имею отношения.

— Я знаю.

— Так зачем снова возвращаться к этому разговору?

— Если этим делом будете заниматься вы, это вызовет у журналистов прямо-таки нездоровый интерес. Вас уже и так неоднократно показывали по телевизору. Меня беспокоит то, что дело Нельсона снова может выплыть наружу и получить огласку.

— Это дело однозначно привлечет к себе внимание СМИ. Независимо от того, кто им занимается.

Лиланд промолчал, и от этого молчания у Дарби в очередной раз сложилось впечатление, что про себя он сделал какие-то выводы в ее адрес. Лиланд Пратт был из тех людей, которые предпочитали изучать людей исподтишка, в моменты, когда те расслаблялись и не чувствовали подвоха, отмечая каждое слово или жест и переправляя их в потайное место сознания, в котором скапливались его истинные суждения о людях. Дарби часто ловила себя на том, что — к лучшему ли, к худшему — всеми силами старалась произвести на него благоприятное впечатление. Она надеялась, что на этот раз это удалось и он все-таки поставил ей плюсик.

— Я справлюсь, Лиланд. Но если вас все еще гложут смутные сомнения и вы мне не до конца доверяете, скажите об этом прямо. Только не нужно устранять меня от дела из опасения, что я испорчу репутацию лаборатории. Это несправедливо.

Лиланд сосредоточенно изучал сертификаты и дипломы в рамках на стене за спиной Дарби. Казалось, он вдруг перестал ее замечать. Наконец он вспомнил о ее существовании.

— Вы должны докладывать мне о каждом своем шаге. Если меня не окажется в кабинете, оставляйте сообщение или звоните на сотовый.

— Не вопрос, — сказала Дарби. — Что-то еще?

— Если Банвиль откажется заверять к оплате счет за услуги этого вашего эксперта, просто дайте мне знать, и я посмотрю, что можно предпринять.

Дарби зашла в их с Купом кабинет. Он как раз разговаривал по телефону, листая комиксы. Он переоделся в джинсы и футболку с надписью «Пиво — доказательство того, что Бог нас любит и хочет, чтобы мы были счастливы».

— Я что-то не припоминаю, чтобы у мультяшной чудо-женщины была такая грудь, — сказала Дарби, когда Куп наконец повесил трубку.

— А это ее новая оптимизированная версия.

— Замечательно. Только сейчас она больше смахивает на стриптизершу.

— Похоже, ты не в духе. Может, позабавишься с пластилином? Это лучшее средство от стресса, по себе знаю.

— У нашего шефа серьезные сомнения по поводу моих способностей.

— Дай угадаю. Снова дело Нельсона?

— В яблочко.

Дарби кратко пересказала ему содержание беседы с Лиландом.

— Чего ты сияешь? — недоуменно поинтересовалась она.

— Помнишь ту девочку, Анжелу, с которой я встречался пару месяцев назад?

— Которая снялась для рекламы нижнего белья?

— Нет, это была Бритни. Анжела — это британочка с бриллиантовым пирсингом в пупке.

— Как ты только умудряешься всех их запоминать!

— Знаю-знаю, «Менса» по мне плачет. В общем, к чему это я? Так вот, пошли мы как-то с Анжелой пропустить по стаканчику, заговорили о моей работе, и тут я вскользь упомянул имя Лиланда. Если мне не изменяет память, слово «пратт» в Великобритании означает «болван» или «идиот». Советую почаще об этом вспоминать, когда придется совсем уж тяжко.

Глава 14

Было еще одно место, куда Дарби собиралась заехать по дороге домой.

Посвежевшая, с волосами, еще влажными после душа в тренажерном зале, Дарби вошла в вестибюль «Масс Дженерал», крупнейшего госпиталя Бостона. Она не стала останавливаться у регистратуры, потому что и без того знала дорогу в отделение интенсивной терапии. Она была там однажды — когда пришла попрощаться с отцом.

Надпись на дверях отделения гласила: «Прежде чем войти, выключите мобильные телефоны и все электроприборы». Дарби выключила телефон, показала удостоверение медбрату, прихлебывающему кофе за стойкой, и поинтересовалась состоянием женщины, которую прошлой ночью привезли из Бэлхема. Он ответил, что только что заступил на дежурство и в этом вопросе помочь не может, зато указал на полицейского, сидящего на стуле в конце коридора.

В отделении интенсивной терапии не приходилось рассчитывать на уединение или личное пространство — в каждую палату вели стеклянные двери. В коридоре мелькали растерянные и напуганные лица родственников, ожидавших очереди пожать руку близкому человеку, чтобы как-то его поддержать. А порой и навсегда проститься.

Воспоминания об отце нахлынули на Дарби и становились все сильнее по мере того, как она приближалась к палате, в которой он умер.

Пожилой полицейский оторвался от журнала по гольфу, чтобы посмотреть ее удостоверение. Его нос был покрыт сеточкой лопнувших капилляров.

— Вы пропустили самое интересное, — сказал он, разминая затекшие плечи. — Наша дамочка из чулана напала на медсестру.

— Как это случилось?

— Она пыталась заколоть ее шариковой ручкой. С ней сейчас врач. Кстати, советую дышать через рот.

Доктор склонился над Джейн Доу, слушая ее пульс. В ярком флуоресцентном свете она выглядела еще более изможденной. Ей поставили капельницу и назогастральную трубку. Из соображений безопасности ее руки и ноги привязали к кровати. За повязками и компрессами практически не было видно кожи, а те участки, которые можно было рассмотреть, имели пепельно-серый цвет.