Мертвый среди живых

Оглавление

На картине мужчины и женщины в дыму и пыли, под накренившимся обломком здания-гиганта, напоминающим остов веера расплавленной стали и вздымающимся как трубки органа, тщательно исследуют завалы. Спасатели — так назвали их газеты. Но спасать было почти некого. Некого отправлять в больницы в многочисленных машинах «скорой помощи», стоящих поблизости.

Воорт и его партнер по работе Мики тоже были среди спасателей, мучительно выискивая уцелевших из трех тысяч пропавших — ни в чем не повинных служащих и посетителей, которые в тот момент были в офисах. И из тех, кто видел, как обрушились на них потолки в следующее мгновение.

Воорт мельком вспоминает, как работал бок о бок со своими дядьями, кузенами и сотнями коллег — полицейских офицеров и детективов. Под завалами среди мертвых было трое полицейских Воорта, включая молодого мужа Джулии, пешего патрульного, который бежал к башне, чтобы помочь эвакуировать людей, когда здание рухнуло.

«Донни, Донни…» — шепчет Джулия, машинально крутя на пальце обручальное кольцо.

Воорт смотрит в упор на Камиллу, словно спрашивая ее: «Что мне делать?» — и негромко произносит:

— Спасибо, что устроила мне праздник. Мы с Камиллой скоро спустимся.

Воорт подумывает о том, чтобы повесить картину внизу — ведь ей явно не место там, где просыпаешься. Но, по крайней мере на сегодня, картина висит здесь, чтобы каждое утро перед работой напоминать о последствиях нехватки воображения и подготовки. Он хотел, чтобы это всегда было на виду и стало напоминанием для него — а впоследствии и для любого из детей, которые унаследуют дом, — о том, что нужно задавать дополнительные вопросы, ставить добавочные телефоны и, даже если устал до предела, писать докладные, наплевав на свои сомнения насчет их пользы.

Джулия снова привлекает его внимание к себе, протянув ему сверточек в синей глянцевой бумаге.

— С днем рождения! Хотела подарить тебе это сама, не при всех.

— Разверни, разверни, милый, — настаивает Камилла, устраиваясь на постель, где только что сидела Джулия.

— Это его значок, — вздыхает Воорт, воскрешая в памяти образ двоюродного брата — неуклюжего сообразительного кадета полицейской академии, которого, по правде говоря, знал очень мало. У него была репутация патрульного, корпевшего над составлением достойной сводки об арестах.

Полицейский значок Дональда Воорта, или, скорее, то, что от него осталось, лежит на темно-красном бархате, который подчеркивает блестящее и делает тусклое еще тусклее. Воорт провел большим пальцем по выпуклому оплавившемуся металлу, напоминающему о скрученных в узел прутах и расплавленных балках, которые Воорт разбирал. Значок вызывает ощущение тошноты и укрепляет решимость Воорта помочь всем, чем сможет, Джулии и ее пятилетнему сынишке, Донни-младшему.

— Я не могу хранить это у себя.

— Значок должен хорошо смотреться вместе с семейными реликвиями. Положи его внизу — рядом со старыми пистолетами, дубинками и наградами. — Джулия бережно накрывает руку Воорта. — Тебе не нужны другие подарки. У тебя есть дом, потрясающая дама сердца и все необходимое.

Жар тела Джулии соперничает с холодом значка.

— Прости, что вмешиваюсь, но я думала, что ты хочешь знать, собрались ли внизу гости, — произносит она, отступая назад, но оставляя ощущение тепла своей руки.

— Нет проблем.

— Мы мигом спустимся, — добавляет Камилла.

— Да, вот еще что, — улыбаясь, как фея, обращается Джулия к женщине повыше ростом — такими улыбками обмениваются женщины, и, кажется, улыбка эта имеет иной смысл, нежели та, которая предназначалась Воорту. — А ты знаешь, Кам, — хихикая, произносит Джулия ненавистное Камилле уменьшительное имя, — как другие Воорты называют нас? Сестрами. Забавно, правда? По-моему, из-за светлых волос. Думаю, они считают, что мы похожи.

— Как тебе это нравится? — спрашивает Камилла.

— Ты вроде старшая сестра, а я — младшая. Как тебе это? Старшая сестра, — повторяет Джулия, а затем говорит нараспев: — По-ка, с днем рождения тебя-я-я.

Если бы Джулия не появилась, Воорт с Камиллой занялись бы любовью. Они все еще могли лежать в постели, наслаждаясь друг другом — а это, будьте уверены, немало, — а не скучно смотреть друг на друга поверх стеганого одеяла и слушать гул транспорта, гудки машин, собачий лай — шум, доносящийся с улицы и сглаживающий неловкость.

— Я просто не могу попросить ее уйти.

— Конечно, не можешь. Ты даже не можешь попросить ее отойти на пару шагов.

Они живут вместе два месяца — конечно, меньше, чем Джулия с сыном на втором этаже, — но вполне достаточно, чтобы Воорт стал получать удовольствие от повседневных привычек Камиллы. Скажем, когда они не ссорятся, ему нравится ее манера играть на воображаемой гитаре, думая, что он не видит. Или привычка приносить на ночь чашечку кофе без кофеина, перед тем как ложиться с ним.

Или теперь, когда она потеряла экспериментальную работу телепродюсера из-за договора с отказом возобновления контракта — так его называют в компании Эн-би-си, — привычка заниматься каждое утро любовью и нежиться в постели, читая «Нью-Йорк таймс», прежде чем натянуть комбинезон из грубой бумажной ткани и пойти в сарай, где он строит каяк.

Крутой телепродюсер Камилла превратилась в строителя лодок. Ежедневная работа со смолой и деревом вместо видеокамер. Она всегда любила каяки, греблю, участие в гонках и победу. Воорту новая Камилла нравится даже больше прежней — она мягче.

— Ночная рубашка была распахнута — знает, что делает, — произносит Камилла.