Ожившие фантазии

Оглавление

— Выходи замуж, разводись, а потом думай.

— Ну что ты дуешься? Я бы и вышла, да ты сама знаешь, что в нашем штате не регистрируют однополые браки.

— Знаю и не лезу к тебе с дурацкими советами.

— Девочки, хватит играть в пираний, — лениво отозвался Яки. — Ют, детка, а тебе не кажется странным, что твой бывший так с тобой любезен, а его подруга закатывает тебе сцены в книжном?

Я потупилась, хотя стыдиться мне было нечего.

— Значит, он названивал тебе и раньше? — укоризненно посмотрела на меня Энн.

— Так, звонил пару раз в этом месяце, — нехотя ответила я.

— А ты скрыла все от лучшей подруги?

— Да нечего было скрывать. Два звонка и ни одной встречи.

— Только не говори, что ты не хочешь с ним встречаться. Я же помню, как ты страдала, когда узнала про него и Лил.

— Вот именно, страда-ла. Прошедшее время. И чего я уж точно не хочу, так это обсуждать свои бывшие отношения с бывшим мужем. В конце этого романа я давно поставила огромную жирную точку.

— А новый так и не начала, — съязвила Энн.

— Значит, любовные романы — не мой жанр, — хмыкнула я. — А графоманом быть не хочется. Ну все, хватит об этом. Расскажи лучше о том, как отдохнула.

Слушая красочный рассказ о курортном романе моей лучшей подруги Энн Уордейк, я думала о том, что жизнь — ужасно странная и нелепая штука. Эта молодая, яркая и красивая девушка, которая могла бы свести с ума любого мужчину, почему-то отдает предпочтение женщинам. А я, не слишком-то эффектная девица в клетчатой рубашке и брюках на подтяжках, которую предали и бросили, до сих пор тешу себя надеждой, что смогу найти мужчину своей мечты.

Миссис Дина Олдридж, моя суматошная мать, никогда не говорила мне фразы: «Дорогая, я хочу тебя навестить». Вместо этого я всякий раз слышала: «Дорогая, через два дня я приеду к тебе в гости».

Эта энергичная женщина, помешанная на порядке и чистоте, всегда страшно переживала, когда заставала хаос в моей квартире. Поэтому те два дня, которые были у меня в запасе, я полностью тратила на то, чтобы сберечь нервные клетки моей несчастной мамочки: приводила в божеский вид свое «холостяцкое» жилище. Можно было, конечно, не тратить силы на уборку, а заняться более интересными делами, но в этом случае кроме упреков, нареканий и риторического вопроса «в кого ты такая неряха?» моему дому грозили неминуемые перестановки, а мне — поиск привычных вещей в непривычных местах.

Потратив целый день на то, чтобы выдраить дом к маминому приезду, я решила как следует вознаградить себя за этот подвиг. Вечером, купив в супермаркете три бутылки моего любимого темного «Гротверга» и нагрузив рюкзак продуктами, я направилась домой с приятной мыслью, что сегодня закачу себе отличный ужин.

Еда, пожалуй, единственное, в чем я не привыкла себе отказывать, — возможно, именно по этой причине гости так любят бывать на моих маленьких вечеринках. И, хотя моя фигура подвергается угрозе и, по словам Энн, ею вскоре придется заняться «всерьез и надолго», если все так будет продолжаться и дальше, до сих пор я так и не смогла уговорить себя сесть на диету. Может быть, если бы я была скверной хозяйкой и мои любимые стейки превращались в толстую подошву от ботинка, справиться с соблазном было бы куда проще. Но, увы, мамины способности на кулинарном поприще передались и мне, а потому мне никогда не удавалось отказать себе в возможности полакомиться тем, что вышло из-под моего «кулинарного пера».

Итак, я бодро шла с туго набитым рюкзачком, пакетами и разве что не насвистывала веселый мотивчик, когда из освещенного тускло-желтым фонарем переулка до меня донеслись слова поразительно знакомой песенки:

Раз-два, раз-два,
Сахарная голова,

Сахарные ножки,
В сахарных сапожках,

Сахарные ручки,
Сахарные брючки,

Три-четыре, три-четыре,
В сахарной живу квартире,

С сахарными окнами,
Сахарными стеклами,

Лучше домик мой не трожь —
Сахарный точу я нож,

Досчитаю до пяти,
И тебя уж не спасти.

Признаюсь, хотя я слышала эту песенку уже не в первый раз, по моему телу пробежал неприятный холодок. К тому же песенку эту пели каким-то жутковатым голоском — надо было постараться, чтобы она звучала так зловеще.

Это была считалочка из моих «Городских легенд». С одной стороны, мне стоило радоваться тому, что книга стала популярной и эту считалку снова вспомнили, с другой — я почувствовала себя персонажем собственной книги, а с учетом жанра, в котором я пишу, это было не так-то уж приятно.

Вначале я решила пройти мимо переулка, из которого доносился голос, но потом любопытство взяло верх над страхом. Мне вдруг стало мучительно интересно, кто решил запеть эту странную песенку: ребенок или взрослый? И я, не очень-то долго раздумывая, завернула в переулок.

Наверное, мне стоит уточнить, что я — пугливое и мнительное создание, но вовсе не отношусь к той породе трусих, что, приняв шаровую молнию за сверхъестественное явление, начинают вопить как оглашенные. Однако то, что я увидела в переулке, так сильно напугало меня, что я застыла на месте.

В тусклом свете фонаря, зажатого каменными стенами соседствующих домов, отплясывал невысокого роста молодой мужчина. Лицо у него было неестественного инеисто-белого цвета, а переносицу рассекал крупный синеватый шрам. Одет он был в белую рубашку с длинным рукавом, а на ногах у него красовались здоровенные белые ботинки — судя по всему, размера на два или три больше, чем его собственные ступни.