Подпольные девочки Кабула. История афганок, которы

Оглавление

Однако всплески адреналина все равно случаются. Особенно когда она ощущает взрывную волну от взорвавшейся неподалеку бомбы. Но считаные мгновения спустя она включается в привычную рутину – идет за врачом, устанавливающим очередность медицинской помощи, отмечая, насколько близок к смерти или жизни каждый пациент и куда он отправится дальше – прямо в хирургию или на покрытую пластиковой простыней койку. Пластиковой – чтобы кровь потом было легче смыть. После взрыва раненые порой прибывают десятками, на носилках или на руках других людей. Случается, что носилки делят на двоих родитель и ребенок.

Шукрия никогда не изучала травматологию, но видела человеческое тело разрушенным множеством способов, и каждый из них фиксировался моментальным снимком в ее мозгу. Самые пронзительные образы – маленькие тела без ног или рук, с зияющими ранами в туловище. Она до сих пор не забыла удивленные лица этих детей, глядящих на нее. Часто поначалу слышатся вопли и плач, но потом в ее слайд-шоу не слышно ни звука. Оно безмолвное, зато цветное. Работа Шукрии в операционной заключается в том, чтобы заставить их замолчать.

После такого дня никогда не бывает «разбора полетов», да и на разговоры обычно нет сил. Персонал больницы просто продолжает работать, и никто не делает перерывов, пока поток жертв не начинает редеть. Шукрия уходит с работы и на автобусе возвращается домой. В Кабуле каждый переживает собственные ужасы, и большинству случалось видеть насильственную смерть.

Она хранит несколько своих фотографий в образе молодого человека с пышной кудрявой шевелюрой и серьезной миной. Никогда не улыбающегося. Она улыбается, глядя на эти фото теперь, вспоминая то, что сейчас считает своим «лучшим временем». Порой она сердится на себя за то, что не упивалась им больше – не догадываясь, а может быть, и не признавая, что оно закончится так резко.

Когда Шукрия появилась в семье, родители не стали больше рисковать. Ее подготовка началась с самого рождения. Конечно, было бы идеально, родись она на самом деле мальчиком, но это, в сущности, не имело значения для задачи, которая была назначена ей с рождения, – оберегать своего старшего брата.

Ее мать вышла замуж в 13 лет за мужчину, который был старше ее на 30 лет. Она стала второй женой. Первая жена так и не смогла зачать, а мать Шукрии быстро забеременела – к радости всех, кроме бездетной первой жены: ее позор был подчеркнут и усугублен плодовитостью вновь прибывшей жены-подростка. Однако малыш новой жены умер, прожив на свете всего несколько месяцев. То же самое случилось и со вторым на следующий год. Когда заболел третий младенец, на первую жену пало подозрение, что она пыталась отравить его и она же убила первых двух сыновей, поскольку помогала кормить их смесью из бутылочки.

Мать Шукрии, женщина-подросток, постепенно утвердилась во мнении, что жена номер один – злодейка. Однажды между ними разгорелась драка, и жены стали метить в лицо друг другу кухонными инструментами. Когда подоспел их муж и оттащил окровавленную первую жену, она упала на пол и неудержимо зарыдала, умоляя его развестись с ней. «Я никогда не дам тебе развод», – ответил он. А потом принялся избивать ее кулаками и бил до тех пор, пока она молча и без сознания не осталась лежать на полу.

В семье больше никогда об этом не говорили, но в тот день было решено, что, когда родится следующий ребенок, ему будет назначена задача охранять оставшегося сына, если он выживет. Был он отравлен или нет, никому никогда так и не довелось узнать.

Следующий ребенок, родившийся в том же году, оказался девочкой. Ей было дано официальное имя Шукрия, но миру она была представлена как Шукур.

Подрастая, Шукрия всегда знала о своей особой роли и гордилась возможностью быть спутницей своего брата. Вместе они стали двумя принцами дома, четко отделяясь от последовавших за ними пяти сестер. Шукур делила с братом отдельную спальню, в то время как ее мать, отец и шестеро сестер спали все вместе в другой комнате.

Для афганской семьи обычное дело – давать старшим детям задание заботиться о младших, но у Шукур была еще более специфическая задача. Она должна была всегда и повсюду следовать за наиболее драгоценным активом родителей – их сыном – как его телохранитель. Они делали вместе всё. Спали в одной кровати. Молились. Ходили в школу. Что ела первой она, потом ел он, что первой пила она, пил потом он. Если возникала угроза со стороны другого ребенка, Шукур закрывала брата своим телом. Она никогда не задавалась вопросом по этому поводу: ей было сказано, что это честь для нее.

Кроме того, это давало ей возможность исследовать жизнь за пределами домашнего заключения, в котором жили ее сестры. Она как-то даже не очень представляла, чем они занимаются целый день. Шукур и ее брат никогда не оставались в доме ни на минуту дольше необходимого. В доме они всегда ели первыми, говорили первыми и никогда не занимались ни одним из приземленных дел, которые входили в обязанности сестер, как то: мытье посуды, уборка и готовка. Это все было не для мальчиков.

Внешний мир принадлежал им двоим. Они лазили по деревьям и исследовали склоны гор вокруг Кабула. Друзья Шукур обоих полов знали, что она родилась девочкой. Знали об этом все остальные ее родственники, ближние и дальние, и большинство соседей. Но в этом не было ничего из ряда вон выходящего: одна из ее одноклассниц тоже выдавала себя за мальчика. То была другая семья со своими собственными резонами; никто не любопытствовал больше положенного.