Подпольные девочки Кабула. История афганок, которы

Оглавление

И все же сегодня в армии США женщины составляют 15 % всех состоящих на действительной военной службе. В них стреляют, их сотнями убивают и калечат в Ираке и Афганистане. Несмотря на это, женщины официально не допущены на «строевые должности». Треть постов в морской пехоте США, равно как и в армии, закрыта для женщин; Пентагон принял решение пересмотреть этот запрет для женщин лишь недавно, в 2012 г. Идею о службе женщин в некоторых специализированных подразделениях по-прежнему встречает огромное сопротивление все с теми же знакомыми аргументами: женщины в полевых условиях не так сильны физически или психически, как мужчины. Кроме того, мужчин будет сильно отвлекать от службы такая тесная близость женщин. Однако главная причина нежелания допускать женщин к сражениям, откровенно выраженная несколькими мужчинами – американскими военными чинами, может состоять в том, что это меняет легенду военной чести, ведь мужчинам надлежит действовать как защитникам женщин и родины. самое опасное для военных, – если они не смогут объяснить, почему должны сражаться.

Предъявление убедительной угрозы любимым людям жизненно важно для пропаганды любой войны с ее основополагающей мыслью о том, что война абсолютно необходима для сохранения мира. В западном обществе и, в частности, в американской политической истории женщины по-прежнему служат олицетворением чести своей семьи и страны и собственно поводом для защиты свободы – наиболее часто приводимой причины войны в наши дни.

Свобода – понятие непростое. Я просила многих афганцев описать мне разницу между мужчинами и женщинами, и за эти годы у меня накопились кое-какие интересные ответы. В то время как афганцы-мужчины часто начинают описывать женщин как более чувствительных, любящих и менее физически способных, чем мужчины, афганские женщины склонны упоминать лишь одно различие, о котором я прежде никогда не задумывалась.

Хотите взять минутку на раздумье и догадаться, что это может быть за различие? Вот ответ: независимо от того, кто они такие, богаты они или бедны, образованны или неграмотны, афганские женщины нередко описывают разницу между мужчинами и женщинами всего одним словом – свобода. Примерно так: у мужчин она есть, у женщин ее нет.

Шахед говорит то же самое, когда я задаю ей вопрос, что такое свобода.

– Когда никто не является хозяином твоей жизни, – так она это определяет.

– Значит, на Западе разница между мужчинами и женщинами меньше?

Шахед и Надер снова переглядываются, потом смотрят на меня. Они не знают. Наверное, это я должна им сказать? Но потом Надер передумывает и просит меня не беспокоиться. Она не хочет этого слышать.

– Мы – ничто. Мы и на Западе были бы ничем.

Шахед настроена не так безнадежно, вдохновленная обрывками сведений, полученных от американских тренеров:

– Я слыхала, что на Западе людям все равно, кто ты или как ты выглядишь.

Не совсем так. Но наше определение «свободы» может быть разным, и оно меняется с каждым поколением. Нынешняя война в Афганистане, к примеру, именуется операцией «Несокрушимая свобода», дабы указать цель, стоящую 13-летних военных действий. Но свобода, какой мы знаем ее сегодня, – это еще одна эволюционная роскошь, говорит американская писательница Робин Морган, когда я впоследствии рассказываю ей о Шахед и Надер:

– [Врожденный] пол – это реальность, а гендер и свобода – идеи.

И все дело в том, как мы предпочитаем определять эти идеи.

Афганки, с которыми я встречалась, порой малообразованные, зато с большим жизненным опытом, на всем протяжении которого их считали чем-то меньшим, чем полноценное человеческое существо, и они имеют ясную точку зрения, в чем состоит свобода. Для них свободой было бы избежать нежеланного брака и получить возможность уехать из дома. Иметь какую-то власть над собственным телом и выбирать, когда и как забеременеть. Или выучиться и получить профессию. Вот как они определяют свободу.

Когда мы однажды приезжаем домой к Надер, в гости приходят три ее сестры. У каждой под буркой надето сари в индийском стиле с золотой вышивкой. Красная, желтая и фиолетовая сестры усаживаются на пол вокруг нас, а 11 их детей рассыпаются горохом в пространстве между кухней и прихожей. Малыши решительно ползают взад-вперед по полу, на котором мы сидим босые, а наши сандалии свалены кучей в углу у двери.

– Я бы такого не вынесла, – говорит Надер, со всех сторон окруженная изобилием племянников и племянниц. – Мне повезло, что не приходится постоянно ходить беременной и рожать одного за другим. Будь я женщиной здесь, в Афганистане, такой была бы вся моя жизнь.

У сестер Надер тщательно накрашенные лица, обрамленные длинными вьющимися черными волосами. Одна сестра наклоняется вперед, пытаясь объяснить мне мысль Надер:

– Понимаете ли вы, что таково желание каждой афганской женщины – родиться мужчиной? Быть свободной?

Остальные две соглашаются. Если бы у них был выбор, они родились бы мужчинами. А Надер живет в этой фантазии наяву, и вот почему другие женщины порой ополчаются против нее. Она не играет по правилам, которым подчиняются они все.

– Надер хочет быть своим собственным правительством, – объясняет одна из сестер. – Не так, как мы, у которых правительство – всегда только мужья.

Чтобы заставить меня понять, почему в Афганистане некоторые бача пош продолжают жить как мужчины, достигнув взрослого возраста, другая сестра задает риторический вопрос, на который чересчур просто дать ответ: