Оценить:
|
Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов
- Предыдущая
- 60/72
- Следующая
60
— Вероятно, вы действительно сильно любили Глафиру, — сказал я. — Но…
— Да вы и сами, Гиляровский! — зло ответил Патрикеев. — Вы и сами влюбились в нее. Только признаться в этом не хотите. Вы и обвиняете меня только потому, что увидели — Глаша была моя! Вам было завидно! Вот вы сейчас сидите тут передо мной и трупоедствуете, а ведь смысл-то понятен! Если бы у Горна получился его трюк с отравлением на поминках, вы бы просто сидели и смотрели, как я умираю. Потому что уже поняли, что Глаша — моя!
— Я женат, Матвей Петрович.
— Я тоже, — сказал Патрикеев.
— Где ваша супруга?
— В Туле! Но ведь это к делу не относится, Владимир Алексеевич, поймите! Тут речь о страсти!
— Нет, — ответил я. — Вы не дослушали. Вероятно, вы действительно сильно любили Глафиру, но убивали не из-за нее.
— Опять вы за свое! — закричал Патрикеев. — Но подумайте сами! Как! Как я мог всех отравить?
— Очень просто, — сказал я.
Теперь мне предстояло соврать, и это было самое слабое место в логической цепочке, которую я выстроил окончательно только сегодня утром.
— Вы наливали яд вот в это. — Я указал пальцем на флакон с мятной настойкой. — Он маленький, к тому же все видели, что вы пользуетесь им. Одно движение — и микроскопическая, но вполне достаточная доза яда попадает в вино. Вы сделали так, когда отравили Столярова, пока остальные выпивали. Вы сделали так, когда помощник Горна лежал, оглушенный бутылкой, вы прыснули яд ему в рот. Вы сделали так же, когда отвлекли нас портретом, только брызнули уже в бутылку. И, я думаю, не один раз.
— Сумасшедший дом! — ответил Патрикеев. — Как я мог наливать сюда яд и при этом пользоваться у всех на глазах сам? Я, что, и себя травил тоже?
— Нет, — ответил я. — Себя вы не травили. Потому что у вас имеется второй флакон. Я был в аптеке Горна и просматривал его кассовые отчеты, куда он заносил все, что продавал. Вернее, не он, а его помощник, тот самый Мишель. Вы купили два флакона, Матвей Петрович! Два, а не один. Полагаю, если обыскать эту квартиру, то мы найдем и второй флакон, если вы еще, конечно, от него не избавились. А я думаю, что — нет. Во всяком случае, если посмотреть на ваш жилетный карман справа, то вполне можно увидеть, как он выпирает. Часов у вас я не видел, так что полагаю, второй флакон все еще с вами.
Патрикеев помолчал. Потом кивнул:
— Что же, это правда. Правда, Гиляровский! Я купил два, потому что первый быстро заканчивался.
Он сунул руку в жилетный карман и вытащил из него точно такой же флакончик, что держал в правой руке.
— Вот! Пожалуйста!
Он быстро поднес флакон ко рту и нажал каучуковую грушу. Я дернулся удержать его, но не успел. В воздухе запахло мятой. Я застыл, наблюдая за лицом Патрикеева. А тот вдруг рассмеялся.
— Что? Думали, я сам себя отравлю? Гиляровский! Но вы же видите, что я прав, а вы нет! У меня действительно два флакона! Но я — не отравитель! Вы не там ищете!
Да… вранье мое оказалось правдой, но вот только…
— Что же, Матвей Петрович, — сказал я. — В этом флаконе действительно — мятная настойка. Но что насчет того, что вы вынули, как только я пришел? Что в нем? Можете ли вы и из него брызнуть себе в рот и доказать тем полную свою невиновность?
Патрикеев перестал смеяться.
— Вы серьезно? — спросил он.
— Совершенно.
Он поднес к лицу первый флакон.
— Что же, извольте, раз вы… Хорошо.
Он посмотрел на меня внимательно, а потом резко вытянул руку и нажал на грушу, целясь прямо мне в лицо. Хотя я был готов к чему-то подобному, но опоздал с реакцией — я зажал руками нос и рот, зажмурил глаза, молясь, чтобы капли яда не попали внутрь.
В следующую секунду сердце мое взорвалось в груди, и я потерял сознание.
Глава 17
Побег умирающего
Нет, я не умер. Я был совершенно уверен в этом. Я стоял посреди Миусского кладбища, у самой могилы Глаши Козорезовой, а сама она стояла рядом со мной, покрытая темной вуалью. Быстро темнело, вороны на ветвях беспокойно перебирали лапами и иногда сердито каркали.
— Вам страшно? — спросил я.
Она кивнула.
— Особенно по ночам, когда сторож закрывает ворота. Страшно и одиноко.
— Доктор сказал мне, что вам все равно оставалось недолго жить.
— Я знаю.
Я повернулся к Глаше и взял ее за холодную узкую руку.
— Почему вы не рассказали мне обо всем? Может, нашлось бы средство вас вылечить. И уж тем более оградить от Фомичева.
— Пустое, — сказала она. — Меня нельзя было вылечить. Да я и не хотела, Владимир Алексеевич. Но я рада, что познакомилась с Матвеем. Он был очень добр ко мне.
— Он убийца, — зло сказал я, не выпуская ее безвольной руки.
Глаша кивнула:
— Ну и что? Меня убил не он, а Александр Власыч. Вон он стоит.
Я посмотрел в сторону, куда она кивнула. Там, под деревом, почти сливаясь с ним, стояла фигура в сером пальто. Седые волосы падали ему на лицо.
— Фомичев! — крикнул я. — Уходи! Пошел прочь!
Я выпустил руку Глаши и нагнулся. Схватив ком кладбищенской земли, я запустил ею в Фомичева, но тот даже не пошевелился.
— Не надо, — тихо сказала девушка. — Яд, который Матвей брызнул вам в лицо, попал в кровь, и теперь вы умираете.
— Это — видение, — сказал я. — Сон или бред, да?
— Пока что — да, — ответил Чепурнин позади меня. — Но как только вы умрете, это видение станет для вас совершенной реальностью. Так что добро пожаловать, господин репортер!
Я оглянулся. Он стоял там и дымил сигарой. Дым был зеленого цвета, с искорками.
— Неплохо, да? — спросил он. — Не знаю, как это получается, но мне нравится.
- Предыдущая
- 60/72
- Следующая