Овернский клирик

Оглавление

Он кивнул, и мы пошли дальше. Я задумался – надо отвечать.

– Сын мой, этот мир несправедлив. Но он никогда и не был справедливым, с тех пор, как наш праотец Адам согрешил, а Каин пролил первую кровь. Он и не будет справедливым – еще долго, пока Господь вновь не спустится на землю.

– Слыхал, – отозвался разбойник. – Вам легко говорить!

– Мне не легко это говорить. Проще сказать, что мир легко исправить. Если есть богатые и бедные, достаточно перебить богатых, и тогда бедных не будет. Так? Разрушить власть светскую, унизить власть духовную и построить нечто справедливое. И чтоб побыстрее.

– Думал я об этом! – голос де Гарая прозвучал как-то неуверенно. – Мы с ребятами как выпьем – так и начинаем про это самое справедливое общество толковать. Но что выходит? Без власти людям нельзя – это ясно. Значит, надо графа прикончить, а другого, хорошего, вместо него поставить. Вот парень у нас есть – Жан Сжуйбарана…

– Как?!

– Ну-у-у, – несколько смутился разбойник. – Он вообще-то Жан Косорыл, а раньше его называли Жан Ублюдок. Но ему не нравилось… Так он все графом стать желает. Вот я и думаю, какой из него будет граф? А если его графом не поставить, он того и гляди меня зарежет.

– Вы сами ответили, сын мой, – кивнул я. – В той книжке, что оказалась столь богата содержанием, много глупостей, но в одном месте ее автор – отец Гонорий – пишет, что общество – как человеческое тело. Кулак может взбунтоваться против глаза или носа, но ничем хорошим это не кончится. А что делать – это уж вам виднее. Вы же народный герой!

Внезапно де Гарай остановился и прошептал: «Тс-сс…» – после чего осторожно прошел вперед.

– Все тихо! Пошли.

Тропа, вильнув между деревьями, вывела на поляну. Весьма знакомую поляну…

– Святой Бенедикт! – прошептал я и перекрестился. …Груда темных камней – остатки каменного алтаря. Я был здесь совсем недавно, когда Его Преосвященство изволил лицедействовать в рогатой маске.

– Зачем мы сюда пришли?

– Но так – самый короткий путь! – удивился де Гарай. – Отсюда до Памье доберетесь?

– Да… – я не мог отвести взгляд от страшного места. Странно, я представлял себе прибежище Врага иначе…

– Тогда, – разбойник кашлянул, – насчет денег…

Я сунул ему пригоршню золотых, запоздало подумав, что стоило оставить пару монет себе. Разбойник взвесил в руке солиды и нерешительно заметил:

– Это… Ну, насчет векселя… На дом Барди который.

Я невольно рассмеялся:

– Сын мой, разве я вам что-нибудь обещал? Я просто показал вам документ.

Он покосился на мою дубину, ничего не возразил и вновь принялся чесать затылок.

– Отец Гильом, эти деньги мои ребята враз растащат… Мне бы… Сиротам помочь.

Я взглянул на него, и благородный разбойник осекся.

– Ну, хоть немного… У меня дочка на выданье, а приданого нет. Не выдам замуж – загуляет, она у меня такая…

– Так у вас есть семья?

Я удивился, но не слишком. Все мы люди, даже народные герои.

– Ну-у… С ее мамашей я не то чтобы венчан… Но я им помогаю. Отец Гильом, а если я вам еще кое-что расскажу? Я знаю, где скрывается ваш монах. Такой крепкий, говорит по-северному. У него еще дубина…

– Что? – вздрогнул я. – Брат Петр?

– Да, кажется, его зовут Педро. Он в Памье. Епископ велел мне его найти. Обещал за него двадцать ливров… Я вас к нему приведу!

Значит, я недаром возвращался в Памье! Пьер тут, где же Ансельм? Впрочем, об этом я еще узнаю.

– Нет, сын мой. В Памье я не пойду – дабы вам не соблазниться. Вы приведете брата Петра сюда. Я буду ждать где-нибудь на опушке. Чтобы он вам поверил, скажите, что ему уже не придется читать «Светильник». «Светильник» – запомнили?

Разбойник кивнул.

– Вернетесь до утра – тогда и поговорим. Поспешите, сын мой!

Де Гарай задумался, хотел что-то сказать, затем махнул рукой и буркнул: «Ладно!»

– Буду ждать здесь, – повторил я. – Выйдете на поляну, я вас увижу.

Все складывалось не так плохо, если бы не место, где предстояло провести ночь.

4

Лунный свет заливал поляну, на высокой траве лежали острые тени, а ночная прохлада заставляла то и дело поплотнее запахивать ризу. Алтарь был совсем близко. Мертвенный свет позволял разглядеть каждый камень, даже травинки, росшие из разрушенной кладки. Казалось, алтарь светится, и я то и дело начинал читать молитву.

Вспомнились рассказы отца Константина о праведниках, которых искушал Враг. Кто-то даже умудрился спуститься в ад, дабы посрамить Противостоящего в его логове. Хорошо слушать об этом в уютной детской, когда за соседней стеной спит отец, на замковых башнях – надежные стражники, а отец Константин ободряюще улыбается и желает спокойной ночи. Кто бы сейчас пожелал!.. Несколько раз я уже успел пожалеть, что не пошел вместе с заступником угнетенных в Памье, но в конце концов рассудил, что здесь безопаснее. Кто их знает, народных героев? Получит от меня золото, затем выдаст меня и Пьера, вновь получит золото, потом сговорится с де Лозом и попытается реализовать вексель… Нет, в Памье идти нельзя.

И вдруг я понял, что страшные камни, застывшие в безмолвном свечении луны, притягивают. Что, если подойти ближе? Ведь я не должен бояться, я монах Сен-Дени!

…Я монах Сен-Дени, которого испугались даже демоны. Бедняга Филипп размахивал самодельным крестом, а малиновое пламя, пощадившее де Лоза, не тронуло и меня. «Вижу, мы с вами одного поля ягоды, брат Гильом…» Какого поля ягоды?

Я приблизился – алтарь был по-прежнему безмолвен. Я сцепил зубы и начал читать «Верую». «Верую во единого Бога отца… видимым же всем и невидимым… распятого же за нас при Понтийском Пилате…»