Академия и хаос

Оглавление

— У нас нет времени, профессор. Оставьте на мониторе в вашем кабинете сообщение о том, что вас не будет на месте две недели. На самом деле вы можете вернуться и гораздо раньше. Если все закончится благополучно, вы сможете возобновить свою работу.

Гэри выпрямился, сжав губы, обвел взглядом кабинет и кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Но через несколько часов сюда должен зайти один мой сотрудник, а я не знаю, где его найти, чтобы предупредить.

— Мне очень жаль. — Женщина сочувственно приподняла брови. Затем без лишних слов комитетчики вывели Селдона из кабинета.

Поначалу Гэри сам не мог понять, как воспринимает собственный арест. Он нервничал? Испугался? Ни первое, ни второе слово не были бы преувеличениями. Но сверх того он ощущал уверенность, хотя во все, что лежало за пределами ближайшего будущего, нельзя было верить с определенностью. Быть может, то, что он видел с помощью Главного Радианта, было, скажем, не его линией жизни, а линией жизни другого профессора, другого ученого-психоисторика, который жил через пятьдесят или сто лет. Быть может, все закончится его незаметной казнью, и тогда конец всем его трудам.

Все сотрудники, которых Селдон собрал для работы над Проектом, будут уволены. Быть может, Дэниел вновь соберет их после смерти Гэри… Все это очень удручало. Но старость научила Гэри тому, что жизнь — это всего лишь своеобразная отсрочка смерти, и тому, что отдельные люди играют какие-то роли лишь в течение краткого промежутка времени. Некоторых, особо важных людей могли клонировать, если уж общество никак не могло без них обойтись. Конечно, Гэри не считал себя настолько выдающейся персоной, чтобы его клонировали… Однако выведенные им формулы в том или ином виде говорили именно о его значительности.

В принципе Гэри никогда ничего не имел против того, чтобы его считали самонадеянным человеком, но считал, что такого же успеха мог добиться как он, так и кто-то другой на его месте.

Комитетчики провели Гэри к аэромобилю без опознавательных знаков, стоявшему у главного входа в многоквартирный блок. Не запрашивая разрешения на взлет, аэромобиль набрал высоту, пролетел между двумя опорными башнями и помчался по маршрутной линии из Стрилинга в направлении Имперского сектора. Гэри не раз доводилось летать по этой трассе.

— Не нервничайте, — посоветовала Гэри женщина.

— Я не нервничаю, — солгал Гэри, взглянув на нее. — И многих вы арестовали в последнее время, позвольте поинтересоваться?

— Я не уполномочена отвечать на подобные вопросы, — ответила она с радостной усмешкой.

— Нам нечасто приходится арестовывать таких знаменитостей, — признался мужчина.

— А откуда вы обо мне знаете? — спросил Гэри с искренним любопытством.

— Мы вам не невежды какие-нибудь, — буркнул мужчина. — Мы очень даже в курсе высокой политики. В работе, знаете ли, помогает.

Женщина ожгла напарника предупреждающим взглядом. Тот пожал плечами и уставился вперед.

Когда судно влетело в главный транспортный туннель, проложенный в барьере безопасности, окружавшем Имперский сектор, Гэри стал смотреть вперед. Вскоре судно вылетело из туннеля, резко отклонилось влево от основного потока воздушного транспорта и двинулось вокруг темно-синего гладкостенного цилиндра — башни, поднимавшейся почти до самой поверхности купола. Через некоторое время пилот сбросил скорость, аэромобиль едва заметно тряхнуло, и он опустился на платформу, расположенную примерно на середине высоты башни. Платформа втянулась внутрь, аэромобиль оказался в ярко освещенном ангаре.

До начала судебного процесса заняться Гэри было положительно нечем, а начаться процесс должен был очень скоро, только в этом он и был уверен. «А все остальное, — думал Гэри, — это психоистория».

Глава 40

Лодовик стоял обнаженный посреди своей новой квартиры. Кожа с правой стороны туловища была отогнута. Он работал над механикой. Края биологических слоев заживлялись сразу же после надреза. Из них не сочились ни смазочные, ни питательные жидкости, хотя «ранки» для пущей убедительности были украшены фальшивыми капельками крови. Если бы Лодовик пожелал, он мог бы устроить весьма показательное кровотечение, но сейчас устраивать спектакль было не для кого, и вскоре предстояло восстановить целостность искусственных кожных покровов. То, что он предпринял, было очень разумным шагом.

Он понимал хитросплетения прагматизма, маневры большой политики. Он не мог понять, почему Дэниел решил ему доверять, почему предоставил полную свободу, не назначив даже испытательного срока, в течение которого внимательно бы наблюдал за ним. Первое объяснение могло заключаться в том, что он дал распоряжение Яну Кансарву во время осмотра и ремонта вживить в тело Лодовика крошечный передатчик. Никакого передатчика Лодовик не обнаружил, но обнаружил бы, если бы таковой был в наличии. Его тело не излучало никакой энергии, помимо той, какая должна была исходить от тела обычного человека — инфракрасные лучи, ряд других волн… но ни одна не содержала кодированной информации. Ни в одной из полостей тела Лодовика никаких устройств такого типа не обнаружилось.

Он восстановил целостность кожных покровов и задумался о второй вероятности: о том, что Дэниел станет наблюдать на ним, как только он выйдет из квартиры, — либо лично, либо с помощью других роботов и даже нанятых им людей. Организация Дэниела была многочисленной и разнообразной по составу. Ожидать от него можно было положительно чего угодно.

Существовало и третье возможное объяснение, менее вероятное, чем первые два: Дэниел ему по-прежнему доверял…