Если судьба выбирает нас…

Оглавление

— Ты, Ипполит, не пастушок, а ПАСТЫРЬ! Несущий идеи прогресса в заблудшие крестьянские головы. Голос разума! — продолжал веселиться Литус.

— Оставь, Генрих, — отмахнулся Бриз, обмахиваясь фуражкой, как веером. — Им это слово разума надо как гвозди в голову забивать. Одним ударом — и чтобы по самую шляпку! Иначе не доходит.

— Господа, вам не надоело? — Я наконец решил вмешаться в разговор. — Жарища дикая! Давайте-ка лучше морсу выпьем!

Вот уже второй день мы возимся с пополнением. Гоняем отдельной группой — для того, чтобы они хотя бы азы усвоили.

Все, чему их обучали в запасном полку, — это шагистика, устав, стрелковка, метание гранат и атака цепью.

Шагают более или менее, устав знают в основном дисциплинарный, а не полевой. Стреляют хреново, гранаты кидают — как бог на душу положит. Знать не знают, что перед броском надо выдернуть чеку, — их на деревянных колобашках обучали. Про системы немецких гранат я уж и не говорю. Кое-как их научили развертываться в цепь и атаковать в рассыпном строю. Штыковой бой — на уровне трех приемов.

В общем, сплошное развлекалово.

Нам — геморрой.

Им — Диснейленд.

Это вот Кузьма Акимыч у нас педагог хоть куда. Чуть что — сразу в морду. Это они понимают — усваиваемость военной науки сразу резко повышается.

Но ненадолго…

Сейчас вот сгоняю свое «стадо» на стрельбище и разошлю поотделенно. Пусть их унтера дрючат, до полного автоматизма. Сначала на своем уровне, потом на взводном, а там, глядишь, и всей ротой развлечемся.

Если я, конечно, не пристрелю кого-нибудь из этих баранов за доведение меня, толерантного московского юриста начала XXI века, до белого каления.

— Антипкин! В-Господа-Бога-твою-душу-мать!!! Ты как патронташ нацепил, олух царя небесного!

Элитный гренадерский полк, однако…

И смех и грех…

Среди всей этой серости все-таки было одно светлое пятно — кроме унтера Матросова, конечно.

Я наблюдал, не вмешиваясь, за тренировками новобранцев в составе взводов. Целью было научить их действовать совместно с остальными и постараться довести приемы боя до уровня рефлексов.

Унтеры уже полдня гоняли новичков сначала поодиночке, потом в составе отделений, теперь вот занимались целыми взводами.

После команды «Вольно! Разойдись!» солдаты группками расселись на траве и на брустверах, свесив ноги в окопы. Разговаривали, курили, смеялись.

Ко мне подбежал старший унтер-офицер Наумов, который временно исполнял обязанности ротного фельдфебеля вместо Кузьмы Акимыча, отправленного мною в санчасть с острой зубной болью. Дабы Лиходеев не слинял по дороге заниматься лечением народными методами, с ним был отправлен Савка с запиской к Нижегородскому.

— Ну что скажете, вашбродь? — спросил Наумов, кивнув на подчиненных.

— Еще пару раз сходите повзводно! Потом еще раз прогонишь олухов из пополнения сначала по одному, потом всех скопом. А после обеда позанимаемся всей ротой — и на стрельбище.

— Слушаюсь, вашбродь!

— Вот и ладненько! — Оглядев отдыхающее воинство, я обратил внимание на солдата, который, отделившись от общей массы, кругами ходил вокруг подорванной немецкой полевой семидесятисемимиллиметровой пушки, внимательно ее разглядывая. Там присел, тут осмотрел, пощупал и стал возиться с затвором. — Это еще что за фрукт?

— Где?

— Да вон, у пушки!

— Этот вроде из шмелевских, вашбродь, из четвертого взвода! Кажись, Степанов его фамилия.

— А ну-ка подойдем к нему.

Подобравшись поближе, мы увидели, что солдат уже ковыряется в открытом затворе орудия.

— Чем занят, гренадер? — поинтересовался я.

Тот дернулся, развернулся к нам и, вытянувшись, отрапортовал:

— Рядовой Степанов! Любопытствую устройством сего механизма, вашбродь! — и замер, глядя на нас сверху вниз.

Е-мое! Здоровенный-то какой! Как шкаф! Причем трехстворчатый…

Степенный мужик, лет около тридцати. Пышные усы, нос картошкой и прямой и бесхитростный, как у ребенка, взгляд.

— И как? Интересно?

— Так точно, вашбродь! Уж и разобрался вроде, как работает…

— Понимаешь в этом что-то? Учился где? Работал?

— Кумекаю маленько, вашбродь! Как положено, в приходской школе обучался. Кузнецом был…

— А почему был?

— Да как женка родами померла, так и запил… Кузню спалил спьяну. Да что уж теперь. — Степанов махнул огромной, как совковая лопата, ладонью.

— А дальше что?

— А дальше — брату моему молодшему гумага призывная пришла. А у него семеро по лавкам да родители на попечении. А у меня ни жены, ни детей, ни хозяйства путного. Вот вместо него и вызвался в армию идти.

— Как звать-то тебя, рядовой Степанов?

— Степаном величают, вашбродь!

— Вот что, Степан! Сейчас ты пойдешь с унтер-офицером Наумовым — он тебя к делу интересному приспособит. Как раз по тебе!

— Слушаюсь, вашбродь!

— А ты, Наумов, отведи-ка его к нашим пулеметчикам. Скажешь, я приказал. Мужик здоровый, к технике интерес имеет опять же. Пусть пользу приносит, а то во всей роте от силы человек десять знают, с какой стороны за бертье-федорова браться. А у нас еще и пулемет немецкий в хозяйстве образовался. Не пропадать же добру!

10

Вечером, вместе с ротой возвращаясь с занятий, я нарвался на штабного начальника. То, чего так опасался Казимирский, все-таки случилось. Причем начальство было очень высокое…

Рота строем пылила по дороге в сторону Штрасбурга, когда мимо нас пронесся кавалерист с криком: «Дорогу! Дорогу дайте!»