1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга

Оглавление

И тут дверь в оранжерею распахивается. Неожиданно веет зловещим холодом. Большая бабочка на фикусе, проснувшись, взмахивает крыльями и улетает прочь. Кто же там пришел? Аомамэ поворачивает голову, но не успевает никого разглядеть: на этом сон обрывается.

Просыпается она в холодном и липком поту. Вылезает из постели, стягивает мокрую от пота пижаму, обтирается полотенцем, надевает свежую футболку и садится на кровать. Неужто и правда случится что-то плохое? Неужели кто-то хочет отнять ее Кровиночку? И этот кто-то уже совсем близко? Нужно срочно найти Тэнго. Но сейчас она может только одно: каждый вечер следить за тем, что творится в парке. Бдительно, терпеливо и упорно наблюдать за этим миром. Точнее, за его одиночным фрагментом — узкой палубой с перильцами на верху детской горки. И все-таки человек не способен уследить за всем, что творится вокруг. Ведь глаз на затылке у нас, к сожалению, нет…

Аомамэ хочет заплакать, но глаза остаются сухими. Она снова ложится на кровать, прикладывает ладонь к животу и тихонько ждет прихода нового сна.

Глава 18

ТЭНГО

Там, где кровь от укола красна

— После того, как я там очнулся, целых трое суток со мной ничего не происходило, — вспоминал Комацу. — Я ел, что давали, ночью засыпал на тесной койке, утром просыпался, справлял нужду. Уборная была там же, в углу — узкая ниша с дверцей, которая не запиралась. Осень еще только начиналась, но где-то в потолке работал кондиционер, так что никакой жары я не чувствовал…

Ни слова не говоря, Тэнго ждал продолжения.

— Еду приносили три раза в день. Во сколько — не знаю. Часы у меня забрали, а окон в камере не было; день от ночи не отличить. Ни звука снаружи, сколько ни вслушивайся. Да и меня бы, наверно, никто не услышал, кричи не кричи. Куда меня привезли — не понять никак. Но, похоже, куда-то очень далеко от людского жилья. Так, без всяких событий, прошло три дня. А может, и не три, не уверен. Помню только, что еду в общей сложности принесли девять раз. Три раза в комнате гас свет, и трижды я засыпал. Обычно я засыпаю плохо и сплю некрепко, но там почему-то проваливался в глубокий и долгий сон… Странная, конечно, история. Но в целом понятно?

Тэнго молча кивнул.

— За эти три дня никто со мной ни словом не обмолвился. Еду приносил какой-то парень. Худощавый крепыш в бейсбольной кепке и медицинской маске. Спортивный костюм, замызганные кроссовки. Доставит поднос и уйдет. Я поем — он приходит и поднос забирает. Тарелки бумажные, приборы пластмассовые. Еда из пакетиков, ничего натурального — вкусной не назовешь, хотя есть можно. Порции небольшие, но я почему-то был голодный как волк и сметал все до крошки. Тоже странно: обычно едок из меня никакой, частенько вообще поесть забываю. Пить давали молоко или минералку. Ни кофе, ни чая. Ни виски, ни пива. Я уж о сигаретах молчу. В общем, что говорить, не курорт на морском берегу…

Будто вспомнив, Комацу достал красно-белую пачку «Мальборо», вытянул сигарету, прикурил от картонной спички. Затянулся поглубже, выдохнул дым и поморщился.

— Так вот, этот парень молчал как рыба. Скорее всего, по приказу. Было ясно, что он — всего лишь мелкая сошка у старших по рангу. Но, похоже, драться большой мастак. Выправка такая, будто с детства карате занимался.

— И вы его ни о чем не спрашивали?

— Да я сразу понял, что он все равно ничего не ответит. Молчит, как велено. Я съедал все, что давали, засыпал, когда свет гасили, и просыпался, когда зажигали. По утрам этот тип приносил электробритву и зубную щетку, уходил. Я брился, чистил зубы; он появлялся снова и все забирал. Из предметов гигиены там не было ничего, кроме туалетной бумаги. Ни душа, ни сменного белья. Хотя помыться или переодеться у меня там и желания не возникало. Зеркала тоже не было, ну это ладно. Труднее всего бороться со скукой. Посиди трое суток в идеальном кубе с белыми стенами, где и словом перекинуться не с кем, — и ты познаешь Уныние Как Оно Есть. Я по натуре — текстовый маньяк. Было бы хоть меню для заказа еды в номер, что угодно, — лишь бы какие-то буквы перед глазами. Дудки — ни книг, ни газет, ни журналов, вообще ничего. Ни телевизора, ни радио, ни игрушек для ума. И поговорить не с кем. Только сиди и пялься в стену да потолок. С одной мыслью: ну и влип! Подумай сам: идешь по улице, а тебя хватают неизвестные типы, суют под нос хлороформ, увозят черт знает куда и запирают в комнате без окон. Просто блокбастер какой-то, верно? Зато дальше начинается такая скучища, что просто мозги набекрень.

Несколько секунд Комацу с интересом разглядывал струйку дыма над сигаретой, затем стряхнул пепел в пепельницу.

— Я уверен: на три дня абсолютного ничегонеделанья меня обрекли, чтобы сломать мою психику. И в этом они мастера. Как расшатывать чьи-либо нервы и вгонять человека в депрессию, их обучать не нужно… А на четвертое утро — точнее, после четвертого завтрака в комнату зашли двое. Видимо, те же, что меня похищали. Только все случилось так быстро, что я не понял, что происходит, и лиц не запомнил. И лишь теперь, глядя на них, начал постепенно вспоминать все в деталях. Как меня заталкивали в машину, как руки заламывали — думал, вывернут с мясом, как совали под нос эту вонючую дрянь. Все это — ни слова не говоря. И буквально в считаные секунды.

Погрузившись в воспоминания, Комацу нахмурился.

— Один приземистый, бритый налысо, загорелый и скуластый. Другой — высокий, руки-ноги длиннющие, щеки впалые, волосы собраны в хвост на затылке. Ни дать ни взять — парочка клоунов, долговязый и коротышка. Только с первого взгляда видно: с такими клоунами лучше не связываться. Эти ребятки способны на все. Хотя они это никак не показывали — держались мирно, говорили спокойно. И оттого казались еще опаснее. Глаза — как изо льда. На обоих черные хлопчатые брюки и белые рубашки с коротким рукавом. Каждому лет двадцать пять — тридцать, но Лысый вроде чуть старше. Часов ни один, ни другой не носили.