Вересковая принцесса

Оглавление

Так проходили часы. Мой отец тоже ещё не вернулся — по распоряжению фройляйн Флиднер старый Эрдман сходил в «Усладу Каролины»… Шум взволнованного города окончательно не улёгся, но стал тише — приближалась полночь… И тут на нашу улицу свернул экипаж — и с лёгким вскриком, в котором смешались радость и страх, пожилая дама сорвалась с места, а я пролетела через прихожую и распахнула входную дверь. Во дворе было почти осязаемо темно, но я сломя голову выбежала во двор навстречу подъезжающему экипажу.

— Это вы, господин Клаудиус? — крикнула я дрожащим голосом.

— Да, — раздалось с облучка.

Слава Богу!.. Я прижала руки к груди — мне казалось, что моё перепуганное сердце сейчас разорвётся.

Тут отовсюду набежали люди из дома и окружили повозку. Господин Клаудиус спрыгнул на тротуар.

— Дело действительно плохо, господин Клаудиус? — спросил старый Эрдман. — Действительно сорок тысяч талеров ущерба, как сказал Шефер?

— Потерь ещё больше — там всё разорено; в долине Доротеи придётся всё начинать сначала. Мне жаль хвойные подлески — не осталось больше ни одного, — сказал он живо. — Ну, всё это мы со временем возместим, но тут… — он замолчал и открыл дверцу экипажа.

Он помог кому-то выйти. Свет множества ламп в руках людей осветил молодую девушку, которая, опираясь на господина Клаудиуса, соскользнула на мостовую. Рыдания сотрясали её тонкую фигурку, неприбранные волосы рассыпались по плечам, обрамляя хорошенькое, искажённое страданием личико.

— Её мать утонула, — шептали люди, приехавшие вместе с ней.

Господин Клаудиус крепче обхватил её за талию и повёл по ступенькам. В темноте он прошёл вплотную рядом со мной — его одежда была абсолютно мокрой.

На верхней ступени стояла фройляйн Флиднер. Она протянула ему руки; что он ей сказал, я не слышала — внезапная робость и непонятная боль заставили меня отойти в глубь двора, подальше от людей — но я увидела, как пожилая дама взяла за руку плачущую девушку и увела её. Господин Клаудиус задержался в прихожей и поговорил с Шарлоттой. От меня не укрылось, что он при этом внимательно осматривался, словно искал кого-то — может быть, он узнал мой голос и хотел убедиться, что это была действительно я — та, которая сегодня так его рассердила?.. Какие глупые мысли! У него было множество более важных тем для размышления — он видел сегодня так много несчастья, а на его плечи легли такие тяжёлые проблемы!.. И разве он не привёл в свой дом отчаявшуюся осиротевшую девушку — привёл с нежной заботой и глубоким сочувствием? Она была не такой неблагодарной, как я; она не оттолкнула ладонь, которая поддерживала её; она доверчиво оперлась на руку, которая её обнимала… И он должен был вспомнить о строптивом создании с пустоши?.. Конечно же, нет…

Он снова сошёл со ступеней, остановился в дверях и стал напряжённо вглядываться в темноту. Между тем из экипажа вышел ещё один господин и подошёл к нему — я узнала моего отца. Я с удивлением увидела, как он самым сердечным образом протянул руку господину Клаудиусу, презираемому «лавочнику», и тепло попрощался с ним. В саду я подбежала к отцу и уцепилась за его руку. Он был поражён, что «его маленькая девочка в столь позднее время всё ещё на улице». Он сопровождал герцога в долину Доротеи, а затем вернулся домой в экипаже господина Клаудиуса. Пока мы шли в «Усладу Каролины», он рассказывал о происшедшем и о господине Клаудиусе.

— Какой человек! — воскликнул он, остановившись. — Герцог восхищён его спокойствием, хладнокровием и тем молчаливым достоинством, с которым он принял свалившееся на него несчастье… Я-то считал его ходячим арифмометром — тут я должен перед ним извиниться!

Да, какой человек!.. «Ну, всё это мы со временем возместим, но тут…» — этими несколькими простыми словами он сравнил свои огромные финансовые потери с горем молодой девушки. И это был денежный дядюшка, ледяной расчётливый человек?.. Нет, «работник в строгом смысле слова», который действовал не единственно ради доходов, а потому что он «видел источник здоровья человеческой души в порядке и деятельности»… Ах, теперь я уже лучше его понимала!..

В эту ночь я не легла. Я села у окна и стала ждать рассвета. С зарёй нового дня, бледно занимающегося за деревьями, я собиралась начать новую жизнь.

26

После обеда я взяла ключ от замка в лесной ограде и отправилась в швейцарский домик. Я знала, что отец Гретхен работает учителем в женской гимназии в К. — он должен был помочь мне стать другим человеком. Долгого представления семье не потребовалось. Фрау Хелльдорф сразу узнала меня, а Гретхен бросилась мне на шею. К тому же, как потом выяснилось, садовник Шефер много им рассказывал о диком, своеобразном, внезапно появившемся ребёнке «учёного господина». Давешнее событие в лесу, произошедшее по моей вине, не было упомянуто ни единым словом.

— Вы не хотите давать мне уроки? — спросила я старшего учителя Хелльдорфа, проверявшего огромную кипу тетрадей. — Я хочу учиться, хочу выучить очень, очень много — столько, сколько поместится в моей голове! Я уже совсем взрослая девушка, но не могу даже правильно писать. — Он улыбнулся, его очаровательная маленькая жена тоже, и мы заключили контракт, согласно которому я могла приходить в дом как член семьи и ежедневно получать как минимум три часа уроков. О договоре я рассказала фройляйн Флиднер; она полностью одобрила его и по моей просьбе взяла на себя урегулирование денежной стороны дела; то есть мне не пришлось самой идти к господину Клаудиусу.