Убийство в Рабеншлюхт

Оглавление

— А кто ж еще? — удивилась старуха. — Не отвертится он теперича, у меня и доказательство есть. Как там у вас, у сыщиков такое доказательство называется? Улика?

— Какое доказательство? — выдохнул юноша.

— Ключ я с его пояса сняла, — и фрау Герта неожиданно подмигнула Иоганну. — Пока он мне рот затыкал. Эх, сколько лет прошло, а руки до сих пор это баловство помнят… Нет, не отвертится теперь. Завтра же в храм схожу, к дядюшке твоему. Ему и отдам. Он не спустит это дело.

...

II

Отцы говорят нам:

Слушайте и запоминайте, а после расскажите своим детям, чтобы запомнили и они.

Дважды по сорок раз приходило лето в земли таги, а между ними был Год снежного быка, когда земля не проснулась, а женщины остались бесплодны. И сказал ведун Кхмару, что Ворона испытывает народ таги, и следует терпеть. Но люди стали убивать ворон, что раньше было [табу]. Изгнал их Кхмару, и ушли они за реку.

Не было урожая в тот год, а охотники не находили в лесах дичи, лишь голодные волки выли на холмах и нападали на людей. Не цвели деревья, и не давали плодов, а река стала зимой и не потекла к лету. И пришла с севера страшная болезнь, о которой не знал никто, и умерла почти четверть [таги]. И тогда выбрал Кхмару день и отправился за реку на болота разговаривать с Вороной, и запретил ходить за собой.

И тогда не ходите за мной, если не вернусь, сказал он.

И видели люди, как плыла [на болота] туча, черная как ворона и очертаниями своими похожа.

И сказали люди: услышала Мать Ворона Кхмару, и будут они говорить.

И не было заката в тот день, а ночь оставалась светла.

Никто не уснул из народа таги, даже малые дети и те ждали возвращения [ведуна].

Прошла ночь, а он не возвратился.

Прошел день, и не было его.

Прошла еще одна ночь, но Кхмару не пришел.

И тогда Иунай, сын его, сказал: пойду за отцом. Стали возражать люди, что нельзя, но Иунай не послушал их.

Долго бродил он по болотам и, наконец, вышел в самую топь. И увидел там остров среди топи, а на нем дерево тис, и к дереву тому был привязан Кхмару, а на груди его сидела Черная Ворона и клевала [грудь]. И был мертв старый ведун, но поднял голову и посмотрел на сына.

— Зачем ты пришел, ведь я запретил тебе? — спросил он.

— Прости, отец, — склонил голову Иунай.

— Так знай, что не вернется в этот год лето, и жертва моя была напрасна, — сказал Кхмару.

— Прости, отец, — стал на колени Иунай.

— Тысячу лет мог жить наш народ спокойно на своей земле, а теперь их осталось сорок, — сказал Кхмару.

— Прости, отец, — пал ниц Иунай.

— А после сорока придут люди с козлиными головами, и сбудется древнее пророчество, и не станет больше таги.

Сказал это Кхмару, закрыл глаза и снова стал мертв.

Долго лежал на земле Иунай, не в силах пошевелиться и поднять голову. Но вот послышался шум крыльев над ним, и упало что-то рядом. Посмотрел вокруг Иунай, и не увидел ни дерева тис, ни отца, ни Матери Вороны. Лежал он прямо в топи, но не тонул, а рядом на воде лежало сокровище, и тоже не тонуло. И много раз топил его Иунай, прося вернуть отца, а сокровище вновь поднималось со дна. И тогда понял Иунай, что Ворона дала ему священную реликвию. И встал, и принял [сокровище], и понес его своему народу. И рассказал, что видел и слышал, а всем сказал запомнить этот день, и чтить сокровище.

И было на следующий год теплое лето, и зверь в лесах, а урожай был такой, что его снимали дважды. Изгнанные пришли из-за реки и просились назад. И сказал им Иунай: возвращайтесь.

Правил он тридцать пять лет народом таги, а сокровище лежало в центре, и каждый мог прикоснуться к нему, и обрести силу. И не выпадали волосы у Иуная, и не седели они, а и в старости оставались как вороново крыло. И чтили его как справедливого и удачливого вождя, а он помнил, что народу его осталось [мало] времени. Собрал Иунай молодых охотников и сказал им: выберете меж собой самого хитрого и смелого, а я отправлю его на юг. Пусть узнает он, где живут люди с козлиными головами и о чем они думают, и собираются ли идти войной. А после расскажет нам.

Долго решали молодые охотники, кто более достоин [из них]. И выбрали Гаму, из рода Рохсона, что вернулись из-за реки. Было это за год до смерти Иуная. А когда умер он, Гама еще не вернулся из своего похода.

Завещал Иунай похоронить его там, где отдал себя в жертву его отец Кхмару, а сокровище оставить в центре [поселка] и стеречь пуще ока своего. И когда понесли его по болоту, то расступилась топь перед идущими, и дорога вывела прямо на остров с деревом тис. Там его и похоронили, и никто не приходил на могилу его, так как скрылся остров с глаз людских и никогда больше не показывался.

20

«Надо поторопиться!» — подумал отец Иеремия. Еще было светло, но солнце уже далеко отклонилось на запад. Через пару часов стемнеет, а столько всего надо успеть! Если не найти к ночи убийцу, тот будет и дальше разгуливать на свободе, и кто знает, что он ещё натворит, какие страшные планы роятся в преступной его голове.

«Нужно было остаться у Анны, подождать пока вернется мадьяр, попытаться разговорить чужаков», — с досадой думал священник. Он чувствовал, что допустил серьезное упущение, не взяв образца почерка мадьяра. Вполне возможно, именно он и является убийцей. Ох, знать бы в точности, что именно разыскивают чужаки. Похоже, и Феликса интересовало именно это. Как это связано с пропавшими бумагами лесника? Может быть, Феликс нашел их и потому покинул секту?

Отец Иеремия не был столь сильно уверен, что сумеет распутать это дело, но надеялся, что сможет собрать достаточно материала к приезду следователя. Ведь нужно для начала хотя бы снять обвинение с Себастьяна! Священника радовало, что нет нужды подозревать деревенских: доктора, учителя, лесничиху, кузнеца — их почерка не совпали с почерком на записке к Себастьяну. Правда, с другой стороны, и чужаки писали иначе. Но мадьяр… Если он совсем не говорит по-немецки, значит ли, что он не мог и записку написать от имени отца Иеремии? Правда, откуда ему знать о сиротстве Себастьяна, но, вполне возможно, Феликс проговорился…