ГЛАЗА ПРОПАСТИ

Оглавление

И вот уже — левый берег, Рив Гош. Справа остались кварталы Сен-Жермен с их великолепием отелей, бутиков и неожиданным спокойствием скверов. Мы ушли по бульвару Сен Мишель в Латинский Квартал. Где-то там, среди сужающихся улиц средневекового Парижа, находился величественный купол моей приёмной альма-матер — Сорбонны. Ещё через пару минут машина остановилась на рю Расин, перед классическим парижским зданием времён Второй Республики. Маршан быстро свернул свою лекцию, приказал водителю ждать дальнейших распоряжений и вывалился из машины. Я последовал за ним.

У подъезда лениво покуривали два жандарма. Увидев Маршана, оба выпрямились, затоптали сигареты и изобразили восторженное внимание. Меня все ещё немного подташнивало от рывков и резких манёвров полицейского водителя. От остаточного запаха сигаретного дыма мне стало ещё более муторно.

— Привет, ребята. Всё в порядке? Никаких подозрительных лиц? — Маршан опять тараторил на своём напичканном слэнгом голубином языке.

— Всё тихо, мсье Маршан, — ответил один из жандармов. — Народ только сейчас начал возвращаться домой. Подозрительных лиц не замечено. Объект квартиру не покидал.

— Кто сейчас дежурит наверху?

— Мартэн из второго. Он только что заступил. У Филиппа закончилось дежурство.

— Отлично. Всё под контролем, значит, — Маршан был явно удовлетворён. Он повернулся ко мне. — Я сейчас позвоню Калебо, а то заявляться без предупреждения как-то неприлично. Я всё хотел из машины позвонить, но тут по службе отвлекли.

Маршан стал звонить Калебо по мобильному. Я стоял рядом, разглядывая вычурную лепнину на фасаде дома напротив, болтая портфелем и щурясь от заходящего солнца. Неожиданно на меня накатила волна тошноты. Такой силы, что я согнулся пополам и выронил портфель. Моей единственной мыслью было попытаться удержать кишечник и желудок от выплёскивания в окружающую действительность, чтобы не подвергнуться осмеянию и остракизму со стороны зарубежных коллег. Ни Маршан, ни полицейские не обратили на это внимания: Маршан озабоченно тыкал в кнопки телефона, а полицейские увлеклись разговором с девочкой лет десяти, которая только что вышла из подъезда. Я так сконцентрировался на себе и своей проблеме, что только краем уха уловил отрывок из их сюсюканья с ребёнком.

— О! Натали, ты уже уходишь? А где твоя мама?

Девочка что-то пролепетала в ответ. Меня немного отпустило, и я выпрямился, бросив на неё случайный взгляд. Девочка была одета в легкое жёлтое платьице, заляпанное красным каплями. Капало фруктовое мороженое, которое она с поглощала с недетской плотоядностью. Сентябрь в Париже выдался особенно тёплый, и мороженое огромным шаром грузно оплывало в несоразмерно миниатюрном вафельном стаканчике.

Девочка с любопытством посмотрела на меня. И тут, видимо от одного вида мороженого, рот мой наполнился тягуче-сладкой слюной: на меня снова накатила волна жуткой тошноты. Я выронил портфель и присел, зажимая рот ладонями. Где-то на периферии зрения жандармы обеспокоенно обернулись в мою сторону. Глаза мои наполнились слезами. Всё вокруг куда-то поплыло. Девочка преобразилась в какую-то расплывчатую и почему-то тёмную массу, в которой единственными чётко различимыми объектами были огромные, пронзительные глаза. Я сморгнул слёзы, и девочка снова обрела свою жёлто-детскую форму. Полицейские нагнулись к ней: девочка почему-то надрывно закашлялась. Один из жандармов сказал какую-то заботливую банальность. Девочка что-то прочирикала в ответ и торопливо ускакала прочь, капая мороженым направо и налево. Второй жандарм подошёл ко мне:

— С вами всё в порядке, мсье?

Как ни странно, как только он это спросил, тошнота необъяснимым образом исчезла. Я шумно выдохнул, подхватил портфель и наслаждением выпрямился.

— Пустяки. Вдруг затошнило ни с того, ни с сего…

Оба жандарма понимающе закивали. В этот момент Маршан злобно топнул ногой и спрятал телефон.

— Занято. Всё ещё болтает с кем-то… Я уже третий раз за последние минут сорок ему звоню… Вот старое трепло… Ладно, пойдём так. Не предупреждая. Не до этикета сегодня.

С этими словами он потянул на себя тяжёлую входную дверь и исчез в тёмной прохладе подъезда. Я приветливо махнул жандармам и поплёлся за Маршаном. Внутри здания мне пришлось ускориться: Маршан резво перепрыгивал через две ступеньки.

— Четвёртый этаж… — разъяснил он. — Лифта нет… Слушайте, Колин. Если Калебо откажется от моего присутствия при разговоре, я ожидаю самого детального… слышите, Колин? …супердетального отчёта. Сегодня же… Незамедлительно…

Я неопределённо хмыкнул в ответ, пытаясь поспеть за раздражённым инспектором. Маршан только убыстрял шаг и в итоге перешёл на прыжки. Я отстал от него на целых два пролёта. Оказавшись, наконец, между третьим и четвёртым этажом, я поначалу не понял, чем занят Маршан. Он стоял на лестничной площадке на коленях, спиной ко мне, и с чем-то возился на полу. С чем-то, что лежало в огромной луже.

Я рванулся наверх, спотыкаясь на старых, истёртых ступенях. Мне пришлось обойти, точнее оббежать Маршана, чтобы понять, что произошло. На площадке четвёртого этажа, чуть ли не плавая в яркой, артериальной крови, лежал полицейский. Из его исполосованного горла мелкими толчками выплёскивалась кровь. С каждым толчком, струя крови становилась заметно слабее. Маршан что-то делал с рацией, пристёгнутой к поясу жандарма. Вдруг рация захрипела. Маршан щёлкнул переключателем и завопил:

— Полицейский убит. Один дежурный — ко мне. Скорую немедленно. Вертолёт!