Победитель, или В плену любви

Оглавление

— Вы что, хотите лежать у перекрестка, когда придет ваш час? — парировал Александр протесты Харви по поводу посягательств на Божью землю.

Подумав и покачав головой, Харви неохотно согласился помочь, конечно же, добавив, что непочтение Александра к церковной дисциплине приведет того к клейму еретика. Но как еще можно было отдать должное рыцарю? Арнауд де Серизэ, несомненно, заслуживал больше, чем шесть футов земли у виселицы на дороге в Верней.

Самсон ткнулся мордой в загривок Александра, оставив на волосах и шее след слюны, зеленой от пережеванной травы. Молодой человек поднял голову и утерся.

— Где Харви?

Опустив руку, Александр обернулся и увидел Удо ле Буше.

Рыцарь стоял без кольчуги — только коричневая полотняная туника и меч у пояса. Борода аккуратно подстрижена, волосы тщательно причесаны. Если бы не иссеченное в боях лицо, то почти совсем приличный вид.

— Ушел в город купить необходимое для похорон, — ответил Александр, стараясь сохранять любезность.

— Вы знаете, когда он возвратится?

— Увы, не знаю.

Удо ле Буше погладил подстриженную бороду и нахмурился. Александр старательно принялся ухаживать за Самсоном, хотя теперь ему пришлось водить щеткой по бокам, без того блестящим, как черное зеркало. Он надеялся, что ле Буше уйдет, но рыцарь пока не выказывал такого намерения.

— Слышал, что Харви назначен опекуном девушки, — сказал ле Буше таким небрежным тоном, что Александр сразу же понял: последует некое продолжение.

— И что из того? — холодно бросил Александр, спрашивая себя, насколько же надо очерстветь, чтобы прийти сюда после всего, что произошло накануне.

— Да так, ничего особенного. Я пришел сообщить Харви, что отказываюсь от выкупа. Пусть отцовские конь и панцирь отойдут девушке в качестве приданого.

Александр промолчал, поскольку боялся не сдержаться и наговорить лишнего, только и начал трепать хвост Самсона, пока не получил по лицу вихрем жестких смоляных волос. Брать, но не давать — это и только это всегда водилось за ле Буше. И если он возвращал выкуп за Арнауда, то продиктовано это было наверняка не состраданием и не соображениями приличия.

— Передайте вашему брату, зачем я приходил, — ровным тоном отозвался ле Буше, повернулся на пятке, собираясь уходить, и чуть не столкнулся с Манди.

Она едва не вскрикнула и отступила; ле Буше тоже отступил на шаг и сказал:

— Примите мои соболезнования. Если бы я знал состояние вашего отца, я бы ослабил удар.

Манди вздернула подбородок — глаза ее были сухи — и отрезала:

— Вы знаете, куда надо засунуть ваше соболезнование.

Александр прекратил возиться с Самсоном и обернулся.

Сердце бешено заколотилось, а рука нащупала единственное оружие — нож для очистки копыт. Немного людей на свете позволили бы себе так обращаться с ле Буше. Кулаки рыцаря сжались, даже борода ощетинилась. Манди дрожала, но стояла прямо, как стрела. Александр бросился к ним, но, прежде чем он успел вмешаться, напряженность разрядилась: ле Буше пожал плечами и отступил в сторону.

— Не забудьте передать Харви, — повторил он, чуть поворотясь к Александру, затем отсалютовал Манди приподнятой бровью и исчез, смешавшись с толпой, снующей меж шатрами.

— Что передать Харви? — спросила Манди, часто дыша.

Александр с облегчением вздохнул и, выпуская из ладони ножик, сообщил:

— Он пришел сказать, что отказывается от требования отдать ему коня и доспехи вашего отца. — Искоса взглянув на Манди, добавил: — Удо ле Буше никогда прежде не отступался ни от какого трофея.

— Так он что, рассчитывает, что я стану благодарить убийцу моего отца?

— Нет, — сказал Александр, качая головой. — Не знаю, что он задумал, но это наверняка не жест милосердия. Тебе еще повезло, что он не огрел тебя кулаком.

— Повезло? — Девушка подошла к Самсону и погладила коня по мощной атласной шее. — Еще и как повезло. Только что зашила в саван отца, а совсем недавно шила саван для матери… Господи, грех судить о твоих помыслах, но если у меня когда-то будет дочь, пусть ей повезет больше!

ГЛАВА 14

Теплая весенняя ночь простерлась над землей. Только над самым горизонтом, там, где зашло солнце, еще чуть угадывался слабый отсвет вечерней зари. Город отходил ко сну.

Тишину нарушали только крики младенцев, капризничающих перед сном, вопли котов, сцепившихся в драке, и шарканье заплетающихся ног поздних пьяниц.

Возвышаясь над всеми строениями города, мягко светился в полутьме белокаменный бенедиктинский женский монастырь Пресвятой Девы Марии, прекрасный и благолепный; уже более ста лет он радовал глаз и заставлял каждого осенять себя крестным знамением.

А за оградой, над освященной землей его кладбища раздавалось тихое позвякивание железной лопаты, копающей могилу. Но вот оно смешалось с призрачными звуками песнопений, донесшихся из монастырской часовни. Волна холода прошла по спине Александра. Мысленно он пел вместе с монахинями, зная сердцем каждое слово и его оттенки.

Он был окружен могилами мертвых монахинь. В день Страшного суда они восстанут из праха и предстанут пред ликом Господним в обществе рыцаря-турнирщика… В другой ситуации мысль эта позабавила бы юношу, но сейчас он ощутил болезненную неловкость. Он подбил друзей на эту выходку, он отвечает за все — и сейчас, во тьме, пронизанной молитвенным пением, он почувствовал тяжесть своего проступка.

Как самый сильный, могилу для Арнауда рыл Харви. Земля была не слишком податливой, так что его дыхание вскоре стало прерывистым, и даже в тусклом свете их рогового факела было видно, как густо усеян лоб рыцаря капельками пота. На мгновение Харви замер, опираясь на рукоять лопаты, и прислушался к пению, будто некими потусторонними волнами разносящемуся во тьме.