Мартовские колокола [Litres]

Оглавление

128

– По-русски говори, падла! – злобно процедил второй полицейский, сержант, затягивая зубами бинт на левой руке. – Не трэба ему… а как гражданских и мальчишек класть штабелями – так трэба? Я тя щас… – и замахнулся прикладом, налаживаясь налетчику в зубы.

– Полегче, унтер, это все же пленные, – вяло запротестовал офицер. – Есть, в конце концов, правила!

– Какие они, на хрен, пленные? – взбеленился сержант. – Мы что, на войне? Или, может, они к вам с белым флагом вышли? Это по всем Гаагским конвенциям бандиты и террористы!

– Какие конвенции, забыл, где мы с тобой? – хмыкнул лейтенант. – Нету здесь никаких конвенций – ни Гаагских, ни Женевских, ни о правах сексуальных меньшинств. И учти – среди них и наша мразь, московская. Нацики, чтоб их…

– Вы о конвенции шестьдесят четвертого года, об облегчении участи больных и раненых воинов? – удивился поручик. – Но на этих негодяев она не распространяется, они не ранены… во всяком случае, не все.

– Вот и я говорю! – обрадовался полицейский. – А то возимся с ними… К стенке – и вся недолга! А не хотите рук пачкать – давайте я сам. Которые тут из Москвы? Вот их – в первую голову…

Сержанта зацепило пулей в подворотне, но окончательно он рассвирепел, когда увидел улицу, на которой неопрятными кучами валялись подстреленные торговки с прохожими и срезанные пулеметными очередями «волчата». Они и сейчас лежали там – женщины из близлежащих домов вынесли простыни и теперь понуро хлопотали над укрытыми телами. Возле лежащего отдельно от других мальчишек кадета, видимо, их командира, рыдали две девочки; одна обнимала другую, гладя подругу по голове. Кто-то из жильцов уже побежал за священником в церковь Вознесения по соседству.

Через несколько минут после того, как раздались первые выстрелы, на колокольне храма на углу Гороховской и Вознесенки ударил набат. Его сразу подхватили окрестные церкви, и набат поплыл над Москвой – рвущий душу вестник большой беды. Так бывает только при крупных пожарах, когда огонь охватывает целые улицы и надо бежать, спасаться, или, наоборот, бороться с напастью всем миром.

Набат застал отряд Фефелова на Земляном Валу. Подполковник, выслушав Кшетульского (телеграмму от барона к тому времени уже успели доставить), решил проявить все же осторожность и поднял в ружье только взвод, но зато – из отборных солдат, участников всех его воинских и гимнастических экзерциций. И, разумеется, отправился со взводом сам, прихватив с собой командира первой роты поручика Белоногова.

Уже на Земляном Валу стрелков нагнал возок с Иваном и Гиляровским. Оба были забрызганы, источали гнилостные ароматы и возбуждены чрезвычайно. Иван обнимал громоздкое, странного вида ружье – с пришлепнутым поверх казенной части большим плоским диском, узким раструбом на стволе и рогульками-сошками под дырчатой трубой на месте цевья. Гиляровский махнул рукой в сторону Горохова поля, откуда, сквозь тревожный гул набата, уже доносилась частая ружейная стрельба.

Фефелов скомандовал: «Бегом-марш!» – и стрелки рысцой припустили вслед за возком. Солдаты нагнали Ивана с репортером на углу Нижнего Сусального, возле террасы Межевого института, и все вместе ударили в тыл налетчикам, завязшим на Гороховской. Бандиты на ревущих двухколесках попытались прорваться на Вознесенку, но напоролись на винтовочные залпы. Потеряв машину и троих бойцов, они спешились и принялись воевать всерьез – первой же пулеметной очередью, хлестнувшей поперек улицы, были убиты двое «волчат», и еще двоих серьезно задело пулями.

Мальчишки дрогнули и подались назад, ломая шеренги. Сережа, увидав, что его войско вот-вот побежит, выхватил револьвер и с криком: «В атаку!» – первым, оскальзываясь на обледенелых булыжниках мостовой, кинулся навстречу выстрелам. Пристыженные «волчата» последовали за ним, на ходу стреляя из винтовок, – и в этот момент в тыл налетчикам ударил автомат: Ромка, кое-как перетянув нетяжелые, по счастью, раны, опять вступил в бой. Секунд десять спустя к нему присоединился гулкий тенор «дегтяря», и на Гороховской блеснули штыки фефеловских стрелков. Солдаты шли скорым шагом; подполковник, держа саблю в опущенной руке, негромко считал: «Раз! Раз! Левой! Левой!» – отбивая такт атаки.

На этом все и закончилось. Оказавшись между двух огней, налетчики побросали оружие; двое попытались прорваться на мотоцикле, но были срезаны залпом в упор. Еще одного, ухитрившегося уйти дворами, поймали обыватели Горохова поля. Избив до полусмерти, его поволокли к Елизаветинскому переулку, на Яузу – топить. Спасло неудачливого беглеца лишь то, что по дороге народным мстителям встретился пожарный обоз Басманной части, спешивший на набат; пожарные отбили пленника и доставили его в околоток.

Стрельба смолкла, и почти сразу затих колокол на Вознесенке. Дальние церкви тоже успокаивались одна за другой – над полем боя, в которое превратилась мирная Гороховская улица, повисла угрюмая тишина. Мрачные, притихшие «волчата» сносили раненых в угловой дом; его хозяин суетился, гонял жену и прислугу за чистыми холстинами, сбегались со всего квартала соседи – кто с мотком марли, кто с пузырьком йода, а кто просто с причитаниями. Послали за доктором.

Фефелов, отрядив Белоногова заниматься пленными, занялся со стрелками трофеями. Брошенные машины пришельцев – и обгорелые, пробитые пулями, и целые – сволокли на перекресток. На разостланные рогожи свалили оружие налетчиков – непривычного вида винтовки, револьверы и разнообразную амуницию, сильно напоминавшую ту, что приносил в Фанагорийские казармы Роман.