Мартовские колокола [Litres]

Оглавление

После обеда девочка все же заперлась в своей комнате и дала волю слезам. А потому не сразу услышала осторожный стук в дверь.

– Варя, вы теперь у себя? – это был Сережа, старший сын Выбеговых. Состоящий в Первом московском кадетском корпусе мальчик раз в неделю ночевал дома.

«Скоро придет Маринка, – вспомнила девочка. – Опять ей надо позаниматься по естественной истории». В библиотеке Дмитрия Сергеевича имелся и полный Брэм, и роскошные оксфордские издания Дарвина, – однако же дело было вовсе не в любви к наукам. С некоторых пор Варя начала замечать, что кузен стал оказывать подруге некоторые знаки внимания; впервые она поняла это во время достопамятных маневров в Фанагорийских казармах. В тот день и сама Варя чувствовала себя именинницей; а когда Ваня с лицом, перемазанным грязно-зелеными разводами, в сложной боевой экипировке, с ружьем, небрежным жестом закинутым на плечо, вышел навстречу аплодирующим зрителям – девочка ощутила даже некоторую гордость, хотя, строго говоря, не имела на это никакого права. Краем глаза она заметила тогда, с какой завистью и восхищением смотрел Сережа Выбегов на героев дня; во время устроенного после маневров пикника его было за уши не оттянуть от «стрелков» барона Корфа… если бы не появление Марины. С этого момента для кадета перестали существовать и тактические изыски только что закончившейся баталии, и рассуждения штабс-капитана Нессельроде о пользе военного обучения, и хитрая воинская амуниция соратников Ивана. Сережа не отходил от Марины до самого конца праздника; он был бы рад проводить барышню и до Гороховской, однако не рассчитал со временем и вынужден был отправиться обратно в Корпус – опоздание хотя бы на пять минут грозило отпущенному в город кадету нешуточными неприятностями.

И с тех пор еженедельно, вечерами по пятницам, Марина стала под разными предлогами заглядывать к Выбеговым; а если этого не случалось, то на следующий день Сережа, как благовоспитанный кавалер, сопровождал девочек в прогулке по городу или в посещении какого-нибудь иного, безусловно важного мероприятия.

Вел себя Сережа подчеркнуто корректно, не уделяя Марине внимания больше, чем это предписывалось приличиями; но Варю нелегко было обмануть. Она уже не раз собиралась подколоть острую на язык подругу, чтобы расплатиться с нею за все те шпильки, что подпускала ей Марина по поводу Вани; однако добрая и мягкая девочка не решилась все же затрагивать столь деликатной материи и ждала, когда подруга сама пустится в откровения. В том, что это случится, и в самом скором времени, Варя не сомневалась.

– Сейчас, Серж, минутку, – отозвалась девочка. Появляться перед кузеном в зареванном виде категорически не хотелось. – Подождите немного, я сейчас выйду…

Марина не заставила себя ждать – впрочем, Варя и так была уверена, что подруга придет вовремя. Вечер они провели в гостиной; Сережа рассказывал о новостях в кадетском корпусе, Марина слушала чуть ли не раскрыв рот, и Варе оставалось лишь дивиться подруге: обычно языкастая барышня не давала собеседнику сказать пяти слов, не вставив какого-нибудь язвительного комментария.

– Вы знаете, милые дамы, я ведь теперь буду чаще бывать дома, – похвастался Сережа. – Начальник нашей роты дал мне позволение посещать занятия кружка в гимназии вашего, Марина, кузена.

– Вот как? – вежливо осведомилась Варя. – И как часто мы теперь будем видеть вас, дорогой Серж?

– Раза три в неделю, – ответил юноша. – Мне разрешат отлучаться по вечерам – и после занятий в клубе я смогу заходить ненадолго домой. Но к десяти все равно придется быть в корпусе. А то еще от дежурных, ежели опоздаешь, слушать приходится: «Ну вот, опять девочки из нумеров плетутся»… Думаете, приятно?

– А почему же «девочки»? – удивилась кузина. – Разве между кадетами это считается обидным прозвищем?

– Это… – Сережа замялся. – Ну это, знаете ли, традиция такова – третью роту корпуса непременно «девочками» или «мазочками» называют. Уж и не знаю, отчего эта глупость пошла…

В самом деле – не мог же кадет разъяснять барышням, одна из которых к тому же его кузина, истинного происхождения этого прозвища! А виной всему был желтый цвет билетиков, по которым кадеты третьей роты отправлялись на увольнение. Этому цвету, схожему с окраской паспортов девиц легкого поведения, и была обязана третья рота такими вот обращениями.

Впрочем, традиции традициями, а причиной частых увольнений стала не тяга к обществу симпатичной Марины, а его интерес к воинским приемам, продемонстрированным на маневрах Троицко-Сергиевского батальона. Варе припомнилось, что во время прошлой его увольнительной Марина рассказывала о том, как ее кузен вместе с Иваном и кем-то из офицеров, принимавших участие в том примечательном действе, задумали создать при Николкиной гимназии кружок атлетики и гимнастики. Узнав, что там будут в числе прочего обучать и невиданным воинским приемам, Сережа (не без помощи Корфа и штабс-капитана Нессельроде) добился от корпусного начальства разрешения посещать «штатский» кружок. Так что Марина, оказывается, принесла молодому человеку расписание занятий.

– Скажи, Серж, – спросила Варя, – а зачем вам эти военные игры? Ну Николка, гимназисты – это я понимаю. Но ты ведь будущий военный, вас и так этому учат. Неужели в корпусе мало занятий?

– Нас учат совсем другому, – покачал головой кадет. – Маршировка, строевые приемы, военная история, география, фехтование. Еще химия с физикой, конечно, языки… не спорю, все это необходимо будущему офицеру, но… как бы вам объяснить, Варенька? Тогда, на маневрах, я поставил себя на место офицеров Троицкого батальона. Ведь они, поверьте, отлично знают свое дело – все то, чему учат и нас. К тому же некоторые из них даже участвовали в настоящей войне! Но барон Корф со своими товарищами справились с ними… как со слепыми щенятами! Вам не понять, какой это был разгром, – но я-то ясно видел, что они делали со своими противниками что хотели, а те не в силах были что-то предпринять. Вспомните сами – пятеро против семнадцати, причем трое из этих пятерых – мальчишки, не старше меня! Я тоже хочу так научиться!