Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга третья

Оглавление

Естественно, де Вийо надеялся, что и Филипп проявит к истории такой же откровенный интерес, и даже – чем чёрт ни шутит – очень рассчитывал напроситься на службу и к нему. Иметь про запас нескольких господ ещё никому не вредило, особенно в смутные времена. Поэтому он тщательнейшим образом продумал свою речь, полагая поразить Филиппа не столько умением подслушать важный разговор, сколько сообразительностью, расторопностью и способностью делать выводы. И был теперь весьма обескуражен тем, что герцога, похоже, более всего интересовали вещи, на взгляд де Вийо, не самые важные. В том числе, причины ссылки в Шинон.

В эйфории от удачи у Ла Тремуя, конюший, не подумав, рассказал истинную историю своей опалы и теперь об этом пожалел. Надо было придумать что-то более увесистое, что-то порочащее герцогиню и выставляющее её неправедной, мстительной фурией, а не выбалтывать правду, которая у герцога с благородной кровью, ничего, кроме презрения не вызывает.

Вот и сейчас Филипп посмотрел так, будто по залу пробежала крыса. Но улыбнулся, тем не менее.

– Передайте господину Ла Тремую, что я оценил подарок по достоинству. Особенно, ту занятную историю о подложной семье девицы, которую вы рассказали. Передайте ему, пусть держит меня в курсе – сведения, действительно… неординарные. Но добавьте, пусть не спешит с разоблачениями во времена побед – любой протест в такое время особенно раздражает.

– Это всё, ваша светлость?

– А что ещё? – Филипп слегка пожал плечами. – По моему, достаточно.

С этими словами он ещё раз окинул взглядом кинжал, к которому даже не притронулся. Потом кликнул слугу, велел ему унести подарок в оружейную, и всё. Аудиенция для де Вийо была закончена.

Свою досаду конюший скрыл в глубоком поклоне, косо глянул на епископа, но, поскольку Кошон хранил безучастное молчание, посланнику Ла Тремуя ничего другого не оставалось, кроме как выйти вон.

* * *

Трудно сказать, насколько был бы обрадован обескураженный де Вийо, сумей он увидеть, как переменилось лицо герцога после его ухода. Ни слова не говоря, Филипп махнул епископу, чтобы следовал за ним, причём сделано это было так пренебрежительно, что сразу напомнило Кошону времена, когда он пребывал совсем не в чести у юного бургундского наследника. Однако, воды с тех пор утекло много, и теперь, семеня следом, его святейшество ни секунды не сомневался – герцог небрежен в жестах только потому, что не знает, как реагировать на услышанное и сейчас, наверняка, пожелает узнать мнение самого Кошона, чтобы хоть как-то определиться. Но беда в том, что Кошон и сам ничего толком не понимает…

Филипп стремительно вошёл в свои покои, одним взглядом удалив за дверь слуг, опустился в кресло и, не дожидаясь, когда усядется епископ, сердито выкрикнул:

– ВЫ, что скажете, Кошон?!

– Что я могу сказать, – развёл тот руками, испытывая страстное желание снять дорожную кожаную шапочку и вытереть совершенно взмокший лоб. – Думаю, теперь у нас есть крепкие основания начать процесс о колдовстве. Подлог – хороший повод. И доказательства существуют – эти, якобы, братья девицы и вся та семья, что осталась в Домреми…

– Помнится, я просил вас съездить в Шампань и послать туда людей за сведениями.

– Да, ваша светлость… Но они ничего не узнали. Более того, один из моих посланцев заявил, что был бы счастлив услышать о своей сестре то, что говорили в деревне об этой Жанне…

– Но если их две!.. Что говорят о другой?!

– Ваша светлость… на тот момент у нас таких сведений не было… а в деревне определённо говорят только об одной… Выходит, вторую тщательно прятали, уже давно… Семье хорошо заплатили за молчание и, Бог знает как, купили или припугнули остальных… Это может стать утяжеляющим фактом для обвинения, в том, конечно, случае, если мы процесс начнём. Но, поскольку ваша светлость поинтересовались моим мнением, не могу не заметить, что всё это кажется мне слишком громоздким…

– Вот именно!

Герцог хмуро наматывал на пальцы чётки. Разбегающиеся в разные стороны мысли проступили в его взгляде непривычной растерянностью.

«Ла Тремуй видно хочет, чтобы я сделал всё за него – попался на эту наживку и затеял процесс по разоблачению… С одной стороны – умно. К нему самому сейчас вряд ли прислушаются. Но с другой – что мы знаем?! Ведь чтобы заговорить с полным основанием, нужно хорошо представлять, о чём говоришь, а этого-то и нет! Я могу допустить, что герцогиня Анжуйская прозорливо прибрала к рукам незаконнорожденное дитя королевы, чтобы подготовить для Франции чудо, которое утвердит на троне нужного ей короля. Но выходит, что мадам оказалась прозорливее самого Господа и подготовила ещё и дубликат Чуда, который, судя по Орлеанским событиям вполне себя оправдал…»

Рубиновое зерно чёток на мгновение задержало движение пальцев и ход размышлений. Но только на мгновение…

– Пусть так… – снова забормотал герцог. – Однако, крестьянка, призванная служить всего лишь двойником, вряд ли вызвала бы столько беспокойства. А вы слышали, что рассказал этот господин? Они ОБЕ, и герцогиня и эта их Дева, говорили о некоей Клод так, словно всё, что делается, делается ради неё… Эта забота обескураживает тем, что я в ней ничего не понимаю! Её слишком много ради простой подмены. И потом, разве можно было предвидеть, что девица из захудалой деревни полезет в бой и будет ранена?! Или наоборот – что она пригодится, когда будет ранена та, другая… Я, кстати, совсем не верил в её чудесное воскрешение… Но, если подмену выставили так открыто, что это означает? Там все всё знают? Или никто ничего благоразумно не заметил?!..