Наследники Скорби (СИ)

Оглавление

А потом он рыкнул и повис на подставленной руке, вонзаясь острыми зубами в мягкую сочную плоть. Хлынуло в пасть остро-соленое, густое, обжигающее. Перед глазами все помутнело, а потом глухая жадность отступила. И стало противно. Он с трудом разжал сведенные от усилия челюсти и виновато ткнулся в ногу человеку. Раз, другой, третий, а потом жалобно заскулил, вымаливая прощение.

Серый опустился на колени, потрепал звереныш за ушами, лизнул в нос.

— Ну-ну… Ишь, разъярился-то. Думал, не оттащу тебя. Наелся? Давай теперь, кувыркайся.

Он взял Малого за холку и задние лапы и перекинул его через голову.

Мальчик сидел на мягкой лесной земле и озирался испуганно.

— Ну что, Малой, надо тебе дать какое-нибудь имя. Как хочешь зваться?

Какое там "зваться"! Он, испуганный, заревел во весь голос и уткнулся вожаку в грудь, содрогаясь от ужаса и отвращения к самому себе. Мужчина обнял ребенка здоровой, не искусанной рукой.

— Будет, будет… Ишь, разошелся.

Из чащи медленно выступала остальная стая. Серый протянул кровоточащую руку, и волки по очереди подходили и вылизывали безобразную рваную рану. Малой насчитал дюжину зверей, на которых не обращал внимания все эти дни непроходящего бешенства. Молодые, сильные. Были среди них и волчицы. Одна особенно красивая — с длинной тонкой мордой и раскосыми зеленющими глазами.

А потом Стая шла, шла, шла… Серый учил их охотиться. И первые дни они совсем не принимали обличья людей. Ярцу, который к тому времени получил имя, нравилось бегать волком. Четыре сильные лапы, чуткий нос, острый слух… Нравилось ему загонять зверя или пугать в тростниках лесных озерцов пугливую выпь.

Человеком было хуже — тело деревянное, непослушное, медленное. Только Серый, все одно, заставлял и попробуй — ослушайся. Он один всю стаю собой кормит, чтобы не перебесилась.

Ярец любил ходить на лов. Вдвоем с вожаком или всей стаей. Звериное мясо было живым и сочным. Особенно нутро — скользкое, жирное. Другое дело падаль — мягкая, разопревшая, сладкая… Но самым вкусным был человек. Ох, как он пах! От одного запаха озвереть можно было. Только Серый не разрешал охотиться на людей. Колчий попытался и где теперь Колчий? Дикие в овраге доедают…

Есть Серый разрешал только себя. Он тоже был вкусный, но кусок-то не отхватишь. А хоте-е-елось… Ух. Но вожак ведь. Батя. Нельзя.

— Ты дурак просто, — говорил Серый Ярцу. — Человека жрать нельзя. Раз начнешь — не остановишься. Кровь человеческая силу дает, но если много съешь — разума лишает. Слышал, по ночам Дикие воют?

Малой слышал. Выли люто. Батя говорил — эти обернулись, а Вожака с Даром у них не оказалось. И пошли грызть всех подряд. Так и одурели. Даже друг дружку рвали и жрали с голодухи-то. Фу-у-у.

— Зачем тогда мы тебя грызем? — спрашивал мальчик.

— А чтоб не озвереть. В крови, в которой Дар течет, сила особенная. Она рассудок в теле держит. Раз в Луну налакаетесь, и душу не бередит.

Малой понимал. Раз в Луну. А к исходу, начиналось беспокойство, куда-то среди ночи тянуло, днем же сны снились беспокойные, и слюны полон рот, и не наешься ничем. Бывало стая за ночь лежку кабанов поднимала. А наесться все равно не могли. Люто приходилось. А Батя накормит и, как рукой.

— А ты сам? — заглядывал Ярец в глаза Серому. — Людей ешь?

— Ем.

— Вкусно?

— Вкусней оленя.

— Что ж не бесишься?

— Остановиться могу. Дар ума не лишает.

— А я?

— А ты не сможешь. Диким хочешь стать?

— Не-е-е…

И он испуганно замотал головой. Диким. Хранители прости… Скажет тоже. Видел он Диких. Глаза бешеные, что говоришь — не внимут. А то и броситься норовят. Пару раз пытались прибиться к их Стае. Но Серый прогнал. Ярец сперва думал — волчицами делиться не захотел. Но нет. Поглядел на морды скаженные и понял. Куда этих в Стаю? Только Охотников приваживать. Так и вытурили. А одному батя хребет сломал. Чтоб остальным неповадно было.

Днями, когда Ярец спал, зарывшись в заросли папоротника или свернувшись клубочком в старой медвежьей берлоге, блазнилось ему, что вырастет он и тоже поведет Стаю. Хотя, какая стая? Дара у него нет. Жалко…

Сильные пальцы дернули за ухо. Малой взвизгнул от неожиданности.

— Ты чего? Совсем что ли? — он тер горящее ухо и смотрел обиженно на вожака.

— Нечего сорок ловить. Идем.

Батя поманил мальчика прочь от ручья.

Они шли недолго. Петляли в зарослях, держа путь на запах дыма и еды. Людьми не пахло. Диво.

— Куда мы идем? — тихо спросил мальчик.

— А ну, стоять!

Перед путниками выросли двое мужиков. Широкоплечих с крепкими рогатинами.

— Куда прете? Кто таковы? Как Черту перешли?

— Умеем, — ответил Серый. — Где вожак ваш?

Мужчина оглядел чужинов и буркнул, понадежнее перехватывая копье:

— Иди отсюда, волк. И стаю уводи.

— Уйду, когда захочу. Боишься что ли? Так я из Помнящих. И дите со мной. Веди, кровосос. Сказать имею.

— Сказать он имеет… Какого Каженника приперся? Чего тут тебе надо? Лес мал?

— Лес не мал, а укрыться негде. Скоро же и вовсе нос из норы не высунешь. Думать надо.

Ярец стоял молча и внимательно разглядывал двоих кровососов. Мужики, как мужики, но пахнут… А никак не пахнут. Ничем. Вроде и слышно, как сердце стучит, а запаха нет.

— Идем, малой. Чего вылупился? — сказал старший из незнакомцев. — Меня Лихом звать, а тебя как?