Наследники Скорби (СИ)

Оглавление

— Крут ты больно, Глава, — потом задумался и закончил, — но иначе никак. Радонь и Семилово? К ратоборцам?

— К ним, — кивнул собеседник.

Лекарь улыбнулся.

— А меньшой повезло. Семиловский вой собой хорош и нравом ровен. Ему поди и двадцати пяти не сровнялось, — он улыбался, вспоминая себя в этом же возрасте. — Мне б тогда жену прислали…

— Пришлю, ежели еще где заартачатся, — легко согласился Клесх. — А в Радони ратоборец тебя весен на семь моложе? Ольстов выуч?

— Так и есть. Поди, годков тридцать. Хорошо рассудил. Будут Тимлецовны, как у Хранителей за пазухой. Вот обережники-то удивятся… — и сторожевик хохотнул, жалея, что не увидит лиц новоявленных мужей.

…А наутро Клесх покидал сноведские стены, увозя на телеге посадникову вдову и старшую дочь. Мать рыдала, а девка, утешала ее и бросала на Главу Цитадели такие жгучие взгляды, что полагалось бы душегубцу сгореть заживо. Но тому все было нипочем. Не то, что не сгорел, а даже и не задымился, проклятый.

***

Распахнутые ворота тоскливо скрипели в полуденной тишине. "Кри-и-и-и… Кра-а-а-а… Кри-и-и-и…" Лесана не выдержала и закрыла створки на щеколду. В деревне было тихо. Только мухи жужжали, да пахло мертвечиной, полежавшей на солнце.

После урагана, принесшего долгожданные дожди, плодовник перестал пыхать жаром, но дни по-прежнему стояли теплые, хотя в воздухе уже чувствовалась приближающаяся осень.

Хлопнула калитка крайнего двора и на безлюдную улицу шагнул мрачный Тамир.

— Тут кровь горстями лить придется, — сказал он. — Я насчитал сорок семь человек.

Лесана предложила:

— Могу разбить тебе нос.

— Что? — колдун, рывшийся в переметной суме, повернулся к собеседнице.

— Говоришь, кровь надо лить горстями, — пояснила она. — Я не сломаю, не бойся. Будут тебе горсти.

Он смотрел на нее тяжелым ненавидящим взглядом.

— Еще что скажешь?

Девушка пожала плечами и отвернулась.

— Я не заставляю.

Это был первый их разговор за два дня странствия. Молчание истомило Лесану. Да только колдун, словно воды в рот набрал. Она исподволь наблюдала за ним и теперь уже недоумевала, как могла по возвращении в Цитадель, тогда на конюшне перепутать его с Донатосом. А уже через миг сама же отмечала, сколь сильно Тамир похож на наставника. Настолько, что иной раз у спутницы по спине пробегал холодок — блазнилось, будто Донатос рядом во плоти.

На ночлег они обустраивались каждый в своем обережном кругу и не перекидывались даже парой слов. Лесана привыкла к неразговорчивости Клесха, но молчание Тамира действовало на нее гнетуще. Несколько раз она пыталась заговорить с ним, однако наталкивалась на все то же молчание, потому отступилась.

Через сутки путники выехали из чащи в луга Поречья. Здесь было рукой подать до старицы Радони, которая разливалась каждую весну и до самого пролетья стояла водицей в низинах. Фирюсиха жалась к лесу, куда вода не доходила, а на заливных лугах пасли скотину, собирали землянику, в затоне же ловили рыбу. Места эти были б и вовсе хорошие, да только сыро, а потому гнус роился едва не до осени, да еще и гадюки кишмя-кишели.

Деревню обережники увидели сразу же и поняли, что ничего хорошего там не найдут — ворота покачивались на ветру, но ни людских голосов, ни даже квохтанья кур не доносилось.

Когда же стали подъезжать к поселению, лошади забеспокоились, почувствовав кровь, а в распахнутые ворота стали видны черные лужи и распростертые, изорванные, погрызенные тела.

Тамир пошел по дворам считать убитых. Лесана осталась глядеть обережную черту, резы на стенах тына, подранные когтями вереи. Первая сожранная деревня на их пути… И, верно, будут еще.

Девушка оставила лошадей у ворот и направилась к дому старосты, обходя трупы, с роящимися над ними мухами. В убитых можно было с трудом угадать людей: детей, женщин, мужчин, стариков — изглоданных, с разорванными животами и шеями. Волки резали, по всему видно, не ради еды, а одурев от крови. Младенчика одного и вовсе разнесли по всей деревне, трепали крохотное тельце, подбрасывая и волоча.

В горле стоял ком. Что, обережница, стыд не соль — глаза не ест? Гляди. Во все глаза гляди. Ты-то вот, живая. Ходишь тут. А люди, которых защищать должна бы, — вот они. Не люди уже, мяса куски. Смотри. Запоминай.

И она смотрела. И запоминала. Потому что впереди ждали разоренные Лущаны, а оттуда рукой подать до Вестимцев, где Эльха и Клена. Живы ль? Страшно было даже помыслить иное. И Лесана не стала, к тому же добавились ей другие думы, ибо на воротах старостиного дома…

— Тамир… — тихо-тихо позвала она, но в звенящей тишине колдун услышал.

— Что?

Подошел и присвистнул, глядя на сороку, прибитую за крылья к тесовой створке. Лапы вестницы в насмешку были обмотаны шнурком с деревянным оберегом.

Наузник тронул гладкий деревянный язычок и сказал:

— От волколачьего зова заговорен. Никого в живых не оставили. Даже скотину всю загрызли…

Лесана подцепила ножом шляпки гвоздей и те с противным скрежетом подались. Сорока упала на землю. Колдун продолжил:

— До ночи буду их упокаивать. Не стой столбом, идем, стащим тела в крайнюю избу. Обряд проведу, чтобы не встали, да…

В этот миг обережница стиснула его локоть и колдун осекся. Приученный подчиняться ратоборцу, наузник замолчал и напрягся, глядя на спутницу. Та замерла, обводя глазами деревню и прислушиваясь, а потом шагнула в сторону, одним слитным движением вытянула из притороченных за спиной ножен меч и медленно двинулась по улице.